Вот и думай теперь, что это было? Увлечение? Тоска после почти годовой тишины? Или просто короткое замыкание, которое затянулось на 3 года?

Воспоминания как жемчужинки: целая горсть розовых, голубоватых, белых шариков приятно пересыпаю из одной ладолшки в другую, нанизывая их на нить нашей истории любви.

Нет.

Любовь не уходит. Она не испаряется в никуда, оставляя после себя риторический вопрос: а что это было?

Нет.

Она остается навсегда, и именно это можно назвать отношениями. Когда вы, возможно, сами того не осознавая, знаете, что по меньшей мере, поседеете вместе, а может, если повезет, и умрете в глубокой старости в один день. И неважно, что сейчас один только его вид вызывает в ней нервный тик, а звук ее голоса наводит его на мысли о суициде.

Это все ерунда.

Только в конце жизни, пройдя с человеком рука об руку все положенные испытания, вы можете сказать, что у вас серьезные отношения.

А все остальное  - полная ХЕРНЯ.

И называть примитивное удовлетворение физического желания, щедро присыпанное (в лучшем случае) положенными в этом случае нежными словами, брошенными невзначай многозначительными взглядами, серьезными отношениями, по меньшей мере, глупо.

«Ну мы переспали, но я не знаю, получится из этого что-нибудь или нет…. Хотя он мне песню на стену в контакте повесил! И сообщение два дня спустя написал, спросил, как дела!» и начинается высасывание из пальца некоего подобия этих самых пресловутых «серьезных отношений». Противно слышать это от других, противно понимать, что у самой голова занята подобными мыслями.

И вот я сижу напротив тебя, пересыпаю наши общие воспоминая из своей ладошки в твою и обратно, и начинаю сомневаться в подлинности этих жемчужинок. Безусловно, на момент рождения каждого перламутрового шарика все переживаемое казалось и, что самое интересное, было подлинным и самым натуральным. Вот только по прошествии некоторого времени оказалось, что это все-таки подделка.

Ну а с другой стороны, Коко Шанель носила исключительно бижутерию! Поддельный жемчуг иногда ничуть не хуже природного, а подчас любимые бусы из искусственных бывают дороже и ценнее, чем колье из натуральных жемчужин.

Поэтому не надо преувеличивать количество сущностей и пытаться обмануть самое себя.

Я счастлива, что это было.

-Ты меня любишь?

-Люблю.

-А как ты меня любишь?...

Не в состоянии слушать дальше, ведь солью, нет, даже не солью, а кислотой на рану, я ухожу из комнаты родителей, чтобы не слышать разговоров этих самых счастливых людей в мире.

…раскрасневшаяся, заведенная, по-шальному веселая, выливаю нагноившееся сюда. Алкоголь развязывает не только язык, но и руки, чтоб напечатать все то, на что развязался язык.

Сознание сдается под натиском борьбы чувств и разума. Мысли заменены словами из песни, ставшими за пару часов аксиомой, которую несправедливо опровергли постфактум. И самообман приводит тебя к ощущению предательства, ведь все же было доказано, почему вдруг оказалось наоборот?...

«Я» отказывается воспринимать и принимать чью бы то ни было сторону, разума ли, чувств ли, потому что ни та, ни другая не отвечает необходимым требованиям. Больно, нестерпимо больно, и даже…

…Внезапное крайне обильное кровотечение, на первый взгляд, не совместимое с жизнью. Друзья-хирурги, имеющие печальный опыт в этой области медицины, во все глаза следят за протеканием болезни, спешно стараются залатать рану, пусть неаккуратно, неточно, через край, но чтобы хоть как-то приостановить процесс, угрожающий стать необратимым. Но пациент оказался на редкость стойким, иммунитет крайне высокий, обязательно выкарабкается, хотя никакие превентивные методы не помогут, это знает и пациент, и врачи, но без этого никак, ведь отсутствие хоть какого-то лечения (а лечение в данном случае превосходит всякие ожидания, ведь на то врачи и друзья) вынуждает организм больного справляться с недугом за счет собственных сил, что может привести к некрозу самых нежных и ранимых частей души.

Врачи лечат, прописывают рецепты, но пациент должен сам прийти к пониманию (или непониманию) необходимости принятых с противоположной стороны мер.

…

…Первичный болевой шок прошел, рассудок впал в эмоциональную кому, часть его, отвечающая за стрессовое состояние, атрофировалась и совершенно утратила свои функции на неопределенное время. Организм стал похож на тушеный баклажан, целый, хотя и слегка помятый внешне, и беспредельно мягкий внутри, сменив свои геометрически точные, правильные и устойчивые внутренности на некое подобие подгоревшей овсяной каши. Ни удрученности, ни безысходности, ни депрессии, ни подавленности, ничего такого организм уже не в состоянии испытывать. Слушается только строго определенная музыка, остальная вызывает изжогу, умственная работа заморожена на неопределенный срок, жизнедеятельность выражается в удовлетворении минимума примитивных потребностей.  

То ли смирилась и приняла, то ли предпочла считать отсутствие нормальным, неизбежным расставанием на сутки, ну до следующей встречи, великодушно вырезав из собственной памяти факт разрыва и предпочитая не расценивать его последствия как внесение неизбежных и необходимых изменений в собственном ритме жизни.

[700x525]

…и ты был особенно красив в тот момент, особенно желанен и особенно дорог. Ты как-то меня пожалел, не сочувствующе, а свысока, сказав: «Неугомонная… Если ты действительно считаешь это важным для себя, то мне жаль тебя». Может, все дело в том, что я на самом деле неглубокая, вся моя суть и сущность есть суть и сущность бабочки-однодневки: что сейчас, то и правда, а ты глубже, ты требовательнее, и тебя такое положение дел перестало устраивать, и терпеть и смиряться ты устал, и именно в этом лежит причина крохотной трещинки, которую мы даже не заметили, выросшей в последствие в огромный каньон, доверху заполненный мусором мелочных ссор, взаимных обид, усталостью, раздражительность, злостью и подчас второстепенностью друг друга.

Может, наоборот. Я оказалась слишком требовательной для тебя, я прекрасно знаю, что со мной подчас невыносимо тяжело, вот и ты и не вынес. Сломался, чересчур устав от моих капризов, потерял желание дальше бороться и доказывать что-то, понятное одной мне. Сдался.

А может, мы просто переросли «нас». Может, «мы» истрепались, выцвели, местами протерлись и пообтрепались. Но, став уже даже не частью, а особенностью друг друга, успев врасти в образ жизни, мышления, мировосприятия и самоощущения, никто из нас не в состоянии, возможно, от нерешительности, возможно, от невозможности существования без, но, тем не менее, не в состоянии сделать один решительный шаг, призванный разрушить привычный ход вещей, вызвать шторм в океане, превратившимся в меленький  прудик.

Я оправдывала себя и нас твоей нежностью, бережно лелея тщедушную болезненную надежду, что ты такой нежный, потому что это я, такой возбужденный, потому что это я, а не потому что ты просто сам по себе такой нежный и такой легковозбудимый. Но слишком слабой оказалась надежда, не смогла выжить.

Понимаю, что во многом я не права.

Понимаю, что во многом ты не прав.

Но мы же как-то добрались, хромая и спотыкаясь, набивая себе шишки и оставляя друг другу шрамики и ссадины, мы же добрались до этого переломного момента. Лучше б не добирались…

Может, сейчас просто устали. А может, идти дальше некуда.

Тебе решать, родной мой, тебе.

Я расскажу тебе все, но здесь, потому что после того, что было вчера, не очень хочется тебя видеть, извини. Если зайдешь – может, прочтешь. Это пост только для тебя.

30 декабря, канун Нового Года. Вокруг толпы людей, спешащие купить подарки, майонез, соленые огурцы, мишуру, шампанское, послать подальше надоедливого и занудного шефа со всеми его проблемами, отчетами и делами, махнуть на все рукой и оправить все это в следующий год, потому что сейчас Канун Нового Года, а впереди 10 дней беспробудного отдыха, сейчас уже не до чего, дома елка, дети/жены/мужья/родители/друзья, зараженные той же болезнью – предвкушением праздника. Сейчас уже правда не до чего.

Вся эта безумная толпа, «пестрошерстная быстрая кошка», несется мимо, от нее пахнет мандаринами, холодцом и чуть-чуть перегаром, а еще радостью, такой детской и чистой, ясной, простой и отчаянно-пронзительной. Но это все несется мимо, мимо меня, обходя меня стороной, потому что чувствует мою чуждость всей этой веселой суматохе.

Не люблю, не люблю я этот праздник. Это не мой Новый Год. Мой Новый Год начался 3 ноября. А это так, чтоб никому не было обидно, наверное. Никогда я не чувствую себя так одиноко, как в Канун Нового Года. Конечно, многие на меня зашипят за неоправданное себяжаление, но я правда ничего не могу с собой поделать. Все носятся, доделывая неотложные дела, собирая вещи в поездки, подарки, еду и выпивку на тусовку, а у меня как-то все не складывается. Ни тусовки, ни настроения, ни выпивки… Как-то все не так, не празднично.

Ты тоже часть этой толпы, этой необузданной кутерьмы, ты, такой родной, близкий, любимый, совершенно оторванный от реальности и уже мыслями далеко от меня, уже в кино, разодетый, разряженный веселый, чуть пьяный, уже отмечаешь и кричишь громче всех «Ура! С Новым Годом!», уже обнимаешь всех своих многочисленных друзей и подруг в безудержной радости оттого, что праздник, оттого, что радостно, оттого, что здорово…

А я это чувствую. Я чувствую, что тебе сейчас совсем не до моих надуманных проблем, неустойчивого характера и слишком переменчивого настроения, я вижу, что ты устал возиться с моими капризами, и что ты скоро уедешь от меня, туда, в веселье и отрыв, а я останусь здесь, немым наблюдателем за чужой радостью и счастьем, и я не собираюсь тебя удерживать, я не хочу портить тебе праздник, но я не в силах сдержать слезы, и я плачу, а ты в качестве успокаивающих слов просишь меня, чтобы я в следующий раз, когда у меня будет очередное подобие депрессии, не кричала на тебя. Чуть постояв, ты уезжаешь. А я сижу на корточках, в слезах, и смотрю на твою дерзко-оранжевую спину, надеясь, что ты вернешься, сгребешь меня в охапку и горячим шепотом на ушко скажешь, что даже если я не хочу тебе говорить, в чем дело (потому что мне стыдно в этом признаться и я не хочу, правда, не хочу тебя грузить), но ты всегда со мной и все будет хорошо, зацелуешь меня, и поцелуи будут горячими и сладкими, с привкусом слез, и от этого еще более чувственными, ты улыбнешься и заставишь улыбнуться меня и отправишь меня за подарками приказным тоном, и мне будет легче, я буду знать, что ты хочешь быть со мной, что я для тебя не снег на завтра, что я нужна тебе.

 Но ты уезжаешь.

Потом 31 декабря. Какое-то дежурное поздравление в половину первого. Я слышу, что тебе хорошо, я рада за тебя. Я кладу трубку и бегу сломя голову из дома, в котором радостью даже и не пахнет, в котором плачущая мама, опьяневший и оттого еще более невыносимый дед и папа, читающий, как в любой другой вечер. Я их очень люблю, но не могу находиться в новогоднюю ночь в такой атмосфере.

Я стараюсь убежать от этого, но получается не очень, все равно как-то не радостно, но, по крайней мере, по-другому. Уже хорошо.

Смотреть это видео

Смотреть это видео