[273x289]
[показать]
[280x420]
Настроение сейчас - могло бы быть и лучшеУзкие белые полотна опускаются до пола. Пространство разрезано множеством вертикальных плоскостей, осложнено ими.
Это Москва. В белом - Москва - в снегу (ли)?
Укрыта белыми листами не тронутой рукой художника бумаги.
Свет откуда-то изнутри рождает тени. Не те тяжеловесные тени, которых мы привыкли страшиться, нет, они прозрачны и совсем как карандашные наброски - с нечеткими лохматыми линиями, поверхностной тушевкой.
Скоро все приходит в движение. Какой-то гротескный балет!.. бумажные дамы в одинаковых белых корсетах и полупрозрачных юбках на костях снуют по сцене, двигая за собой полотна, свет мигает...
Так небольшое вступление в стиле старой доброй французской комедии открывает действо.
Внимание на себя обращают два зонта (из тех, что бывают в фото-студиях), стоящие по углам сцены.
Применение им находят уже в первом явлении. Оборачиваясь в зал, свет, отраженный зеркальной внутренностью зонта, выхватывает лица.
Комедия шагает в зал, смеется над залом, и этот яркий свет обличает:
"Дома новы, а предрассудки стары..."
Конечно же этот поразительный Чацкий! Он - сгусток цвета в этой белой странной Москве. Костюм-двойка в жизнеутверждающую клетку, морской волны виниловый макинтош, иссиня-черный цилиндр и трость с железным набалдашником - наряд клоунский на первый взгляд, гипертрофированный, вовсе не уместный для знакомого образа.
"На первый взгляд" - ключевое словосочетание. И умопомрачительный разрез на плаще сзади (собственно до грудной клетки) создает ничто иное - крылья.
Под цилиндром (вызывающая деталь, ей-богу) - ничего. Голова Чацкого оформлена минималистически. Человек - лампочка.
Но тот ли это Чацкий, что "метал бисер" в комедии Грибоедова, или изменениям поддался не только внешний вид?
Пожалуй, сегодня в нем было меньше той горячности, поспешности, нетерпеливости. Лампочка светилась, но, увы, не грела. Казалось, и Софья-то не так уж его занимает, он будто поглощен созерцанием свы-со-ка на московскую суету, он проверяет давно создавшиеся в собственной голове суждения насчет.
Опровержения, однако, не находит. Зато находит (как и многие другие персонажи на сцене) помощь. Суфлера.
Ключевые фразы, вот-вот готовые сорваться с губ, вовсе не забытые, перебивает шепот суфлера. И реплики отдаются искусственным эхом.
Много прозрачного, много гротескного, много смешного. Много нового.
Последний бешеный монолог Чацкого (помните?), последние его слова - превращены в диалог:
-Карету?
-Мне?.. Карету.
/фото с официального сайта театра/
[показать]...перестаньте воспринимать мои слова всерьез, прошу-с!
Ведро оцинкованное - предмет отнюдь не серьезный, незамысловатый и несложный.
Влияние меня на чужие умы(хроника):
«14.01.09
благодаря Вам и меня посетила психоделика)
15.01.09
у...жестоко.ну я тоже абсолютно невменяема..((
18.01.09
Ты сделала из меня маньяка.поздравляю.эти психоделические песенки заняли все мое воображение.кажется,я окончательно спятила.
>>Чувствую,Вы твердо решили свести меня с ума:)»
Анастасия, я Вас обожаю^_^
Предновогодняя уборка - настоящее шаманство. Прыжков с бубном и странного мычания (этот стон у них песней зовется) не наблюдается вовсе, но вот волшебный эффект предполагается.
Со стола выносится два больших пакета макулатуры - здесь рисунки, слова. Уж не знаю, что страшнее: мой грешный секретер, выложенный нестройными стопками книг и бумаг, или мусоропровод? К сожалению, вещи отказываются со мной разговаривать и я об этом никогда не узнаю.
Мысли в голове у меня укладываются примерно по той же системе, что и макулатура на столе: стопочками, но сумбурно, запутанно. Я точно помню в каких обстоятельствах был выполнен каждый рисунок, стоит мне на него взглянуть. Не видя же его перед глазами, я запросто могу забыть и о его существовании.
Знания в грустном сгустке нервной ткани по имени "мозг" - те же рисунки. О их существовании забываешь.
"Ну вот я опять вырос." - говорю себе, роясь в фотографиях, которые чудесным образом обитают здесь же. Вот фотографии из Петербурга - сердце радостно сжимается; город бессовестно влюбивший меня в свою серую путаницу улиц и каналов.
"Питер, запомни, мы познакомились в 2008," - скажу на полном серьезе фотокарточке. -"Будем отмечать годовщины!"
А вот Крымское - желтая цыплячья футболка(что делает на столе?)-память о трех маленьких вершинах, протоптанных нашими горниками в этом мае.
Под ней - ножницы. Спят, наверное,предатели. А впрочем, я уже совсем не жалею о потерянных волосах.
Обвожу взглядом свое пристанище - все стены в плакатах, рисунках и прочих памятных бумажках." А-а-а, целлюлозная продукция окружает меня!.." К черту! Я все сниму, оставив вертикальные поверхности чистыми для будущих завоевателей.
А еще мне стыдно оглядываться - там гитара, на которой я обещал, но не научился играть в этом году. И пианино, о котором обещал не забывать. Музыкальное развитие меня нажало на стоп-кран(надеюсь, н6е приказало долго жить).
Кетцалькоатль обреченно смотрит на меня с последней страницы календаря. Прости, милый, это все же конец.
Если бы я был бесповоротно пафосным я бы прямо так и сказал: "Единственный итог моего 2008 года - это Вы."
А так скажу просто: "Я, кажется, Вас люблю".