Я слышу тебя, звук шагов на песке,
Шорох шелковых складок на блузе.
Дробь сладких духов на открытом виске
Впиваю, чуть ноздри сузив.
Я вижу тебя, мой серебряный сон,
Ты в бликах ночного фиала
Читаешь стихи с хором звезд в унисон,
Что тьма для тебя написала.
Я помню ладонь на любимых коленах,
Как ныла душа в конвульсиях:
Давно твое имя в натянутых венах
Вплелось в синусоиду пульса.
Я думал воспеть свежий запах цветов,
Или город в бетоне и сваях,
Но каждая ночь меня ловит на том,
Что только тебя воспеваю.
В среду мне посчастливилось побывать на "закрытой" презентации макси-сингла Тараканов! для прессы и "своих"
Атмосфера была довольно домашняя, никакого быдла и пьяных баб, вешающихся на тебя, хорошая музыка, приятные люди)
По поводу нового состава с увереностью можно сказать, что он дает всем просраться!)))
Зима (сонет)
Морозный вечер января,
Замерзший воздух будто хочет рухнуть.
От непогоды, окна затворяя,
Я прячусь в тихой полутемной кухне.
Но даже здесь я слышу лютый вой:
Кующий зи‘му серебром буран протяжный
Пришел ко мне товарищем присяжным
Иль вовсе стал моим седым судьей.
От холода терзающих сомнений
Ты даже в крепости не сыщешь утешенья,
Не то, что в комнате, заваленной снаружи.
Молитв и слез моих тугая нить,
Мечта, что жизнь возможно изменить,
Слились с бураном, мглой и вечной стужей…
***
Не дотянул, чуть не сорвался, не допел.
Он рвал всю глотку, чтобы было слышно,
Как феникс рифм его над миром возалел –
Небесный клич, так резко и так пышно.
Чтоб оросили жар пустынных суховеев
Высоких чувств его святые журавли:
Он жизнь дарил, сам даже не имея
Ни дома теплого, ни искренней любви.
Его друзья, Луны и Солнца диски,
Взлетали с ним над миром высоко,
И пили из посеребренных мисок
Пролитое кометой молоко.
Он понял смерть – она его ласкала,
Он смертным людям рассказать хотел,
Но удушила переполненная зала:
Я часто проходил по этому двору.
Мне каждая скамейка здесь знакома,
Я помню: в несусветную жару,
Он укрывал меня в тени большого дома.
В нем ты живешь, быть может, и поныне,
Пренебрегая чудом пламенной Москвы,
Которая во мне, как в кровном сыне,
Оставила печаль своей сухой листвы.
А жизнь играет сменой декораций,
И новая любовь играет дробь в виске,
Я выходил из разных ситуаций,
В которых часто был на волоске.
Мне стала ясной жизни красота,
И перешептывание диких вишен,
Меня манит святая высота
Московских некрашенных крыш.
Здесь серебром гремят Высоцкого лады
И без раздумий, рано по утру,
Я бы коньками взрезал Чистые пруды,
Свистя от скорости на ледяном ветру!
Я жив, пока, сгорая, солнце,
В своем безумном золотом пожаре,
Лимонным светом расцветает в бронзе
Титана на Тверском бульваре,
Пока сияет хохлома на чайном блюде
Солнечно-черным отблеском агата,
Пока в девятый майский день приходят люди
К могиле Неизвестного Солдата.