Понравилось
[quote]...Беда метафизику. Нынешней осенью московская книга перелистывается слишком быстро. Невозможно сосредоточиться. Хотя определенная логика в происходящем есть. После гибельной летней жары и сентябрьского "пожара" (отставки Лужкова) в столице начинаются заморозки.
На Москву ждут "холодного человека". В новые градоначальники прочат Сергея Собянина.
Как раз по сезону: Собянин, по первому впечатлению, типичный freezer, "морозильник", еще и сибиряк, но главное не это, о метафизике Сибири нужно говорить отдельно, главное - он классический аппаратчик, первый молчун во власти. В общем, подходящий, ледяной дядя. Это после человекобомбы Лужкова! Тот в своих неистовых речах порой не мог остановиться. Доходило даже до стихов.
Все, закончились стихи, the rest is silence.
Самое оно, контрастный душ: после Лужкова Собянин, после горячего ледяное.
Если у кремлевских астрологов есть хотя бы малое понимание того, что за книга перед ними разворачивается, что обещает России скорый бег букв, они назначит "снеговика" Собянина 14 октября. В этот четверг. Праздник Покров, "жди первого снега"; в этот день в Москве заканчивается видимое течение времени.
Тут еще и перелом дат: начинается следующая эпоха, очередной цепенящий душу русский сезон. Десятые годы.
Зураб Церетели боится репрессий, 37-года и переноса символов (памятников). Ну, тут-то все понятно.
Интересны Сибирь и Собянин.
Его могут назначить и раньше, могут и не назначить, там у них в Кремле тоже беда с буковками и ненужным ускорением времени.
Как-то они суетятся. Или так бодрятся. Вон, в шутку предложили пост московского мэра Арнольду Шварценеггеру. Тот посмеялся (оскалился, как человекоробот). Веселые ребята эти новые русские, самые новые, brand new russians.
Понимают ли они, какую книгу перелистывают?
Они, кремлениты, натурально обрадованы от того, как легко, одним щелчком, удалось убрать Лужкова. А может, и не обрадованы, наоборот, растеряны: что такое эта русская власть, которой можно лишиться во единое мгновение? В самом деле, словно кто-то рассказал анекдот.
Человек отправился за границу делать пластическую операцию (или убирать следы спортивной травмы, какая там еще случилась у Лужкова беда с головой?), он лег на операционный стол и потерял лицо.
И был уволен, отставлен с наихудшей формулировкой.
Отличный сюжет, готовый куплет в рифму. Лужкова победило слово.
Именно это нужно различить в сентябрьском событии. Лужкова отставил не пышущий гневом Кремль, не прокуратура, не закон и порядок, а совершенный анекдот.
Слово зашло за слово, и вдруг выяснилось, что события не имеют заднего хода. Лужков был оставлен, похоже, противу желания основных политических игроков. Но деваться было некуда: в дело вступила литература, сработала московская машина слов и судеб.
До того никакие прегрешения градоначальника, никакие фокусы его супруги не меняли московской мизансцены, все переменил исторический анекдот.
Этот литературный сюжет нужно различить в каждой фазе. Лужкова не было в Москве в момент ее испытания большим дымом. Его вызвали, он вернулся приехал с изменившимся лицом, и оказался в послепожарной Москве.
Я писал об этом летом в нехорошем предчувствии. Не оттого, что было жалко Лужкова, а оттого, что никакого другого механизма разрешения подобных ситуаций у нас нет. Только по литературному, порой иррациональному, шаблону.
Так оно и вышло: Лужков мог властвовать праведно и неправедно, под конец правления в самом деле вскипел умом, наломал дров (памятников), и ничто не могло его остановить, пока в дело не вступила русская литературная машина. Все состоялось согласно заранее читанному сюжету: горизонт Москвы застлало дымом, ей вспомнилась война и (по книгам вспоминаемые) подвиги. И как на грех, градоначальника не оказалось на месте. Это же было, был над Москвой несносный градоначальник, который в нужную минуту подвел, и Москва сгорела. Этот великий миф Москве известен. Незримый, явился граф Толстой, немедленно распределились роли и Лужков получил худшую из всех. Именно так: Лужков оказался перед новой послепожарной Москвой в роли злополучного графа Ростопчина. Ужасная, убийственная роль.
После этого всякое его усилие шло ему только в минус. Хуже этого: его прошлые заслуги, реальные заслуги перед Москвой, представились в новом свете звоном и нелепостями Ростопчина. Не настоящего, исторического Ростопчина, а толстовского, мифического, устойчиво отрицательного героя. Он со всей неизбежностью был отставлен, потому что угодил в колею Ростопчина.
Нет, Кремль тут не при чем. Лужкова прогнал Лев Толстой. Победила всемогущая русская литература, имеющая решительную власть над неустойчивым русским сознанием. Особенно в переломные, быстро перелистываемые времена.
Сознают ли это кремлевские кукловоды?
Черт их разберет. Похоже, нет. Они шутят с господином Терминатором, назначают (или нет?) на Москву сибирский "морозильник". Сорят словами. Необразованный, поверхностный народ.
А ну как священная московская книга пишется без
Читать далее...