"Wow... After I jumped, it ocurred to me.. Life is perfect. Life is the best. Full of magic, beauty, opportunities... and television. And surprises, lots of surprises, yeah. And then there's the best stuff, of course. Better than anything anyone ever made up,
'cause it's real."
Она говорила: "Я хотела бы внезапно умереть, а потом - жить вечно".
Много сирени. Маленький лес. Много капель внутри цветков. Невероятно вкусной. Свежей. Чистой. Запах. Спокойный, разреженный, прозрачный. Цвет... Ты тоже пришла только сейчас, сирень, прости меня, прости, и спасибо тебе, спасибо.
Такие красивые большие деревья. Склонившиеся в поклоне перед Водой, от Воды, с Водой. Я выучу ваши имена, чтобы дать вам новые, родные. Я знаю, какой вкус у воды, собранной из ваших листьев, как пахнет ваша кожа и о чем вы плачете перед грозой так безысходно и так широко. Скоро, скоро я дам вам новые имена и спою с вами. А пока молодое солнце высушит воду на ваших листьях и окрасит в их цвет мои глаза. Прошу вас, деревья, шумите, ведь я уже знаю первый куплет.
Это такое красивое Начало!
Шум. Слушайте исполинов и детей с грустными глазами. Все они - самый живой цвет, совершенная форма души и - мягкость. С ними танцует такой гладкий ветер, их касаются такие нежные мои глаза и щёки. Любите их. В них тайн больше, чем в той книге со сказками, и в них столько терпения и правды! И если к нам присоединяется фонарь - мы впятером - еще фортепиано - посчитали? - творим такую добрую Правду-Красоту, что и не снилась заточенным. Слушайте их, прошу вас. Если совсем не получается - попробуйте фортепиано в левом ухе и ветер в душе. Вы найдете. Услышите. Я верю, что сможете. Приходите.
Я буду ждать у того, чей голос - самый мягкий.
если я стою на платформе, висящей в эфире... стою себе и стою.
до моего слуха доносится многое, еще больше я вижу, еще больше - чувствую.
и вдруг до меня долетает мысль, собравшая в себе громкий яростный звук, горящий взгляд и идею.
и тогда, переведя взгляд на опору под своими ногами, я вижу, что ее нет.
и тогда я падаю.
но я уже знала. почти знала все до этого. это не каприз. поэтому - почти прыгаю.
еще чуть-чуть, и, увидев стремительно приближающуюся пустоту, я расправлю крылья.
а если не хватит сил - создам новую платформу.
и она будет дальше.
Щемящее отчаяние. Хотелось написать - "оттого, что не знаю, как", потом - "оттого, что не знаю, куда". А оказалось - или не оказалось? - проще: вообще не знаю. Не знаю, что. Если посмотреть на это с другой стороны - "знаю все, но не могу". Конечно, это совершенно разные вещи. Но показалось, что одна.
Я могу уходить из моего города - города дождей и скользских мостовых, луж, отражающих осень и одиночество, города нерешительных звуков фортепиано, испорченных холстов, баров, приглушенных сетований и открытий, о которых кричат луне. Забыть о нем. Тогда я даже не перестаю жить - я продолжаю и думать, и даже немного чувствовать, люблю людей, шучу, говорю так же быстро и бессвязно. Не существую, а живу. Но когда люди - не то чтобы необыкновенные - вдруг напоминают мне о том, как много им дано и, главное, как они используют это, как они почти счастливы в водовороте этой своей жизни, пусть и не совсем понятной мне - жизни возможностей, - я завидую, пугаюсь, ругаю себя - и бегу. Voy corriendo на мои промозглые улицы, к мнительным художникам, холоду, потерянности, бессильной ненависти, крепким напиткам и глазам, в которых холод, грусть - тяжелее свинца, волны обреченности и маленький уголок для твоей любви.
Я там чувствую себя родной и нужной. Но места мне там как человеку, как женщине - нет. Там я разлита по камням, фонарям, крышам, крыльям птиц и граненым бокалам. Это больно.
Это прекрасно.
...
[300x199]Мне бы имя твое шептать, но под ребрами боль шипит. Как-то некогда больше спать, если некуда дольше пить.
А у нас за окном всё снег, всё танцует, сбивает с ног. И не надо читать Сенек, чтоб представить тебя, сынок.
Мне подруги не верят: "как?", пишут "твой? быть не может, твой?". Он лежит у меня в руках, как чукотское божество.
Для больших и чужих - Артем. По-домашнему будет Тим. А по отчеству? Подрастем и решим. Пока не хотим.
Тень ресниц на его щеках. Он прижался к моей груди. Он лежит у меня в руках, через год он начнет ходить.
А по отчеству - чушь, не суть. Он успеет еще решить. Я сперва за него трясусь, а потом отпускаю жить.
Десять лет на чаше весов. Дождь струится по волосам. Мой сынок чересчур высок, и не может ударить сам.
Не стыдись того, что ревел, не ревет неживая тварь. А ударят тебя - не верь, невелик и беззуб январь.
И сначала он ходит в лес, а потом уезжает в Лос-, я вдыхаю: "Куда ты влез"? и звоню ему "удалось?"
И когда-то в пустой висок мне ударит ночной звонок. Мой сынок чересчур высок. И безвыходно одинок.
Видишь, Тим мой, какая темь, слышишь, Тим мой, часы спешат, Тим, когда убегает тень, я не знаю, чем утешать.
Слышишь, Тим, тишину терпя, выжигаю сердечный гной. Как же здорово, что тебя не случилось пока со мной.
Паутину плетет тоска, одиночеством бьет кровать. Видишь, я и себя пока не умею не убивать.
А потом паруса зимы превратятся в горы былья. На пшеничное слово "мы" я сменю неживое "я".
Но пока у меня январь, ветер ржавую рвет листву. Я прошу тебя, не бывай. Будь же счастлив - не существуй.
(с)
[300x214]Никто не следит за мной. Никаких обязательств, кроме запрета на измену - но после ночей с ним, изменять - физически невозможно.
Нет надоедливых сообщений. Нет разговоров по ночам и романтики. И нежные слова я ему тоже запретила.
Это всего лишь эпизод. Небольшой незначительный эпизод в моей насыщенной любовью жизни. Мы обещали друг в друга не влюбляться.
Просто этот месяц плохого поведения сводит меня с ума.
Нет ничего тяжелее лёгких связей.
[569x207]кольцевая, полпервого ночи,
переход, радиальная жизнь,
до конечной? конечно, а впрочем,
может лучше возьмём и - сбежим?
по бульварам, пугая подростков,
переулками, эхом, смеясь,
задыхаясь, так сложно и просто
объясняясь; ты куришь, а я
зажигаю последнюю мелочь
на полотнище неба, рассвет
обнимает за плечи несмело
и уводит. а утром в Москве
всё не так, и угрюмые люди
заполняют вагоны метро;
безысходность истоптанных троп,
и не скажет никто: я-люблю-те...
Роза Ветров
Я никогда не обижаюсь.
Только разочаровываюсь - и всё.
[267x270]а мы убегали за дом
и там играли в роддом:
ходили вперед животом,
проводили острым стеклом
по зябнущему животу
бело-розовую черту,
говорили: тебе решать, -
если выживет мать,
тогда ребенок умрет,
или наоборот,
короче, из двух одно
и третьего не дано.
Дано: акушеру-вралю
по уху залеплю
и гордо покину потом
ваш идиотский роддом.
это теперь. А тогда
купалась в блаженстве стыда,
прикрывала рукой живот:
пусть ребенок живет.
Вера Павлова
В 41-ом маршруте передо мной сидела девушка.
Было видно, что она плакала полчаса назад - тушь слегка потекла, а несколько волос выбились из прически. И взгляд у неё был очень потерянный.
Так хотелось, выходя из автобуса, прошептать ей тихо, чтобы она никогда больше не плакала и сказать, что всё будет хорошо, потому что по-другому не бывает.
Естественно, я ничего не сказала. Просто вышла и всё.
Потому что не принято это - успокаивать незнакомых людей, особенно когда у них всё плохо.
[591x166]
Посередине аудитории за актовым залом - огромная колонна. Вся исписана. Знаете, какая наиболее часто повторяющаяся надпись?
Номер телефона и всего одно слово:
"Дам".
Всё гениальное просто.
Мальчики, айда на журфак!
Шестая колонна слева, если начинать считать от эскалатора, на станции метро Октябрьская - это наша колонна. Она священна.
Стоим прислонившись. Ждём. Я на тебя снизу вверх.
Тихо:
- Давай подождём следующего.
Время измеряется поездами.
[353x120]
[478x132]Замерзаем. Чувствую на спине взгляды из окон соседних домов - везде шпионы.
Вместе замерзать лучше, чем поодиночке.
Шёпотом.
- Какая же ты хорошая.
Замерзать не так уж страшно.
Хочешь раскрою небольшой секрет?
Главное в музыке - только музыка.
Не шоу и не большие сиськи. Не шикарные концерты и дорогие наряды. Не имидж и внешность.
Только музыка. Только то, что льется из твоих наушников.
Легко и просто.
[517x138]
Ты не тот, кто смог бы вытянуть меня из пустоты. Ты не тот, кто сможет помочь мне вырваться. Ты вряд ли в силах успеть за скоростью моих мыслей и никогда не поймешь того, что спрятано в паузах между моими словами.
Но ты рядом. Я чувствую твой запах.
Почему всё самое банальное и простое с моей помощью превращается в одну большую неописуемую сложность?
[467x108]Странное ощущение. Пусто. Этот ветер все-таки выдул из меня всё лишнее... и не только. Не знаю, что именно он забрал, но... пусто.
Нет сил ни о чем думать. Остались только чувства... в ограниченных, но все еще опасных для здоровья дозах. Я отгораживаюсь от всего, я прячусь - да, прячусь. Никто не тронет моего покоя - только мои же воспоминания и основанные на них эмоции.
Да, должно быть, я не борюсь. Не цепляюсь когтями, не вгрызаюсь, не кричу - только беспомощно корчусь на полу, пока те, кто даже не хотят попытаться подумать обо мне, хотя столько раз обещали, снова и снова счастливы, и медленно застывает и темнеет моя кровь. Да, я должна сейчас же встать и отказаться от своих слов, возненавидеть их и заставить любить меня. Но я только прячусь и тихонько улыбаюсь осознанию неизбежного.
Я все еще надеюсь, что что-то придет на замену вырванному. А оно придет. Это будет еще один скачок. Не знаю, как я смогу это сделать, но я смогу. Только уже без тех, кто помог мне совершить прошлый переход. Смогу. В этом весь смысл...
Мои старые друзья не приходят ко мне. Даже настолько старые, как Черный Человек и Осень. Маленький томик Цветаевой больше не может ничего со мной сделать: он уже посадил в эту белую землю всё, что мог дать ей. Но это не значит... да, не значит.
Ничто и ничего не означает. Мурашки по спине - столбы песка на дне.
Одна. Да только этого слишком много.
По опустошенным просторам - там, внутри - гуляют ветра.
В точке, где сходятся все линии и все слова теряют свое значение - под чернеющей, но пока еще - белой - землей, теплится лампада. В маленькой землянке, где все еще тепло. Где будет тепло до тех пор, пока звучит музыка и разбиваются - на счастье - стекла горящих глаз не из этой Вселенной... О лучи этих звезд, что послали сюда ветра. Здесь - тепло.
И - если вы хотите - я сейчас же согрею чай.