Водопады...
Громкие, серебрящиеся тысячей обезумевших от собственной красоты граней, разбивающихся на мириады волшебных брызг, оседающих росой на изломанных ими же острых камнях.
Прозрачные, сладкие, рвущиеся из какого-нибудь толкающего на сумасбродство и героизм горного развала...
Превращающиеся в тысячи рек... озер... луж... капель...
Аркадий проглотил твердый комок в горле и поплотнее вжался в разболтанное сидение маршрутки. Читать далее
[604x453]

Привет, любимая. Я пробегом,
Пролетом, проблеском, пережитком,
Пролитым пивом, пустым буклетом,
Одной строкой, передачкой, скидкой,
Как раньше - смогом, прологом, летом,
Дырявой курткой, чужой визиткой.

Привет, любимая. Как-то тесно
В когда-то до горизонта чистой
Квартире. Мне не хватает места,
Я начинаю коверкать числа,
Наверно, нужно как раньше, в детстве
Учиться врать, не меняя лица.

Привет, любимый. Я эпилогом,
Убытком, росписью на кредитке,
Усталым рифом, продажным слогом,
Кофейной пенкой, разбитой плиткой,
Холодным лбом, матерком, предлогом,
Гитарной стрункой, фальшивой скрипкой.

Привет, любимый. Как нынче пишешь?
Скрываешь лишнее, куришь меньше,
Не любишь больше дешевых книжек,
Не бьешь подружек, не травишь печень...
Вот видишь - лучше, когда мы тише
О том, что порознь гораздо легче.

В ваш город ходят мои машинки:
Больные строчки в родные стенки.
Вы узнаете мои пластинки,
Звонки, плакаты, концерты, сценки.
Я помню вас до седьмой глубинки,
Спасибо, хоть не дрожат коленки.
[604x438]

В ярко освещенном кабинете холодно и блестит кафель. При взгляде снизу вверх, невысокие стены кажутся отвесными, а шестиглазая лампа смотрит пьяно и насмешливо.
Локти и плечи ломано выгнуты на скользком столе, под тонкой простыней по-детски остро виден росчерк коленей. Кисти рук, белые, прозрачные, почти неживые, безвольно лежат на серебристой поверхности, матово отсвечивая сколами ногтей.
Почти кукольное, почти фарфоровое, лицо участника проекта отражается светлым пятном в смеющихся глазах лампы.

* * *
-Где он?! Я его не вижу!..
Ольга подскочила на кресле, указательным пальцем прижав наушник. Монитор высветил карту, яркими точками обозначив передвижения противника. Читать далее
[410x604]

Сидишь вот так в комнате, перебираешь струны гитары, сонно переговариваясь с пантеоном рок-н-ролльных богов. Обмениваешься короткими фразами, бросаешь в воздух названия аккордов - и в руках у каждого творится настоящее волшебство. Звуки перетекают из одного в другой, ноты выстраиваются в причудливые узоры - боги творят новый мир, новую вселенную, вылепляя из сырого чернозема и песка ландшафты, расставляя уверенной ласковой рукой города на обломках прошлого и разбитых воспоминаний.
А за окном ждет заснеженный парк. Наша собственная, незабытая и живая Нарния, главное - одеваться теплее.
Наверное, ради этого я и жил все это время.
Саммеры, я люблю вас. Каждого по-своему, но всех - одинаково сильно.

[604x402]

[402x604]

Песенник мой. Да мне на роду написано
Выть тебе мысли, выхрипывать тебя письмами,
Рваться, хотя у тебя все на год расписано,
Тихо сидеть над текстом, дымя "вайсрой"...

Басенник мой. Невызнанный, непролистанный,
Где мне с тобой в калашный, с такой-то истиной?
Если б меня на пленку сейчас записывать -
Хуже, чем "Маски шоу" с "Царем-горой".

Горечь моя. Куда мне тебя повыплескать?
Буду болтаться мимо, дырявой вывеской,
Псом недомашним шкуру пытаться выласкать,
Чтобы уже не бежать по следам, как тень.

Были бы деньги - курил бы, наверное, "Стоуна",
Пах кокаином, снами, одеколом, но
Слава благому, сдерживаются стоны и
Я как-то жив, без тебя начиная день.
[604x437]

Я шестеренка, сломанная пружинка,
Талая льдинка, расколотая иголка.
Я за тобой по пятам, как собака Динго,
Ломкая ветка, серая гладкостволка.

Ты - голодранка, сладкая аскорбинка,
Судорожная трель городского толка...
Только прошу, не веди себя, как кретинка
И не надейся, что я забываю долго.

Милым запястьем, как москворечным устьем,
Солнечной тростью разламываешь на части
Все, что когда-то мы называли буйством,
Тонким устройством, ангеловым начальством.

Ешь меня, радость, стрескай сырые глазки,
Сладкие кости перетерев на фрески,
Я не плету тебе больше мостки и сказки.
Знаешь, в лицо от нифмы - почти что лестно.

А я шестеренка, сломанная пружинка,
Талая льдинка, расколотая иголка.
Я за тобой по пятам, как собака Динго,
Я за тобой по пятам, как собака...
[401x604]

Раз, два, три, четыре, пять -
Спрячем ноги под кровать.
Я сегодня хладным трупом
Заберусь под ней лежать.

Раз, два, три, четыре, пять:
Я учусь тихонько ждать.
Я тебя подкараулю -
И не буду так страдать.

У меня глаза горять
И когтей сто двадцать пять,
Как захочется погладить -
Приходи со мной играть.
[320x228]

У тебя вот в каждой руке, и в левой, и в правой,
Столько яростной крутости - хочется захлебнуться.
И смотреть на тебя приходится всей оравой,
Безо всякой надежды хоть чем-нибудь приглянуться.

Ты играешь на всех инструментах, что только видел,
И, что самое жуткое, так получается верно,
Что давно отставной вспоминает отцовский китель
И уходит к продажным попам спасаться от скверны.

У тебя вот в обоих глазах, и в левом, и в правом,
Леденеет по блику - дулышком пистолетным.
Так что, если я прав, прикупи мне такой отравы,
Чтобы сдохнуть - быстрей, чем еще раз писать об этом.
[604x403]

Я-то думал: по позвонкам себя расплюю,
Пересдам, перепоступлю, обозначусь другом,
А тебя рассмотрю невылеченным недугом -
Даже карточки на обои не прицеплю.

Я давно не любитель мямлить, что "я же тоже...",
Хмуро глядя на то, как с плаката смеется Че...
Ветер рвет облака и сметает песчинки с кожи,
Словно Ной перед носом захлопывает ковчег.
[420x604]

Мне поставят отлично за нашу короткую летопись:
Жизнь - недурственный препод, если ты к ней по-людски.
Между нами, ты знаешь, такая нежная ненависть,
Что пора издавать бестселлером дневники.

Я слабал бы тебе пару новых, совсем не ношенных,
У меня ведь неплохо строит, когда болит.
Тут же дело такое: как только настигнет прошлое,
В голове вышибает пробки и так фонит,

Что - представь - я, как высохший хлеб, распадаюсь крошками.

Ни в крови, ни в бреду - ничего не осталось памятным.
Неродимые требуют новости за постой.
Я смолю тяжелей и плетусь на работу Гамлетом,
Закормив себя аскорбиновой кислотой.

Мы - прокуренные парадные и передние,
В нас на каждого тыщи по две незнакомых лиц.
Не пугай меня сплетнями: мы родились столетними
И останемся летним жасмином среди страниц,

Чуть усталым от крови и снов, но все так же ветренным.

Так что выбрось мои записные, как раньше, пачками:
Я давно привыкал оставаться с тобой в штыки.
Мы с тобой одинокие, сволочи, мы наждачные,
Мы - чужие записки, мобильные маячки.

У тебя за душой ни единой паршивой книжицы,
Ни единой картинки, пульки или ножа,
Но тебе в посвящение так воспаленно пишется! -
Словно рваный аппендикс, выжженная душа..

И - представь - я пишу. А потом мне свободно дышится.
[604x357]

Ангел носит потертую куртку и длинный хвост.
Через правый висок - побелённая жизнью прядь.
Он выходит из грязной каморки, прямой, как гвоздь
И толпа идиоток ломится в первый ряд.
Ангел ладит гитару и видит их всех насквозь,
Так что самые стойкие плавятся и горят.

По утрам на его этаже происходит гам.
Коммуналка внимает крикам, как всем святым.
-Окрутил мою дочку?! Так я её не отдам!
Еще скажешь спасибо, козёл, что ушел живым!..
Голос рвется: мамаше крики не по годам.
Ангел вымотан вдребадан и задёрган в дым.

Наконец, дотерпев до последней своей черты,
Ангел гонит мамашу и щелкает дверь на крюк.
Он давно не ребенок. Он знает, как жечь мосты,
Но лупцует обои, пока не приходит друг.
Друг бинтует и злится: "Ну что ты?! Ну что же ты!..
Тоже, повод нашел, из-за этих базарных сук..."

Астрид ходит к нему на концерты, как в божий храм,
Красит волосы и смеется, как херувим.
"Если, Боже, отдашь его мне - я тебе воздам."
Астрид реже заходит к матери и родным.
Ангел видит ее со сцены и тесный зал
Вдруг становится для него как дыра пустым.

Астрид пристально смотрит, как он завершает такт,
Отрешённо качая в руках свой четвертый бис.
Астрид всю ее жизнь невозможно хотелось так.
Ей не важно, что дома устали и извелись.
Ангел плещет глазами влюбленный густой коньяк,
Хоть друзья умоляют его не идти на риск.

Весь остаток концерта проносится, как в дыму.
Астрид едет глухой в бесконечно пустом такси.
"Почему не к тебе, идиотище?! Почему?!"
Он сжимается, как от боли: "И не проси..."
Ангел верит в нелепый шанс, что его поймут.
Астрид едет к подруге и падает там без сил.
[320x480]

Здравствуй, мамочка-утро-битые-зеркала.
Истерия волной облизывает автобус.
Кружка кофе, усталость. Старость - уже не новость.
Я боюсь не узнать тебя той, что всегда была.
Годы порознь уже не жалятся, как пчела.
Забывая твое лицо, я сигаю в поезд.

У меня куантро и виски. Двенадцать струн
Как двенадцать апостолов, рядом, у изголовья.
Ты уже не узнаешь, какой истекает кровью
Твой когда-то любимый кудрявоголовый лгун:
Ты читаешь таблицы субтильно растущих лун
И боишься уехать чуть дальше, чем подмосковье.

У меня молодая женщина, злая-рысь.
Ясноглазая, прыткая, солнечная девчонка.
Держит сердце в когтях, и целует меня, подонка.
Не дай бог вы с ней встретитесь взглядами - берегись!
Наши жизни - рулетка, а мы уже увлеклись.
И она научилась играть удивительно тонко.

Мой господь смотрит строго: галахат отыскался, ишь! -
Палит только по птичкам, не льет чужеверной крови,
Упивается, как ребенок, в своей любови...
Вот прижму-де к ногтю, поглядим, как закабелишь!..
Мои братья с тем богом частенько играют в бридж.
Говорят, мол, "несчастный дядька" и "алкоголик".

Ты не слишком печалься, разбитые-зеркала.
Не у всех получается family и be happy.
На тебя из бокала глядит озорная Пеппи,
На меня мои сломанных двадцать и два крыла.
Не печалься, и будь ровно той, что всегда была.
Ведь не просто же так хитрый Отче нас нежно лепит.
[604x283]

В этот день, как всегда,
Я с трудом отскребусь от постели.
На холодном полу
Колко сморщится скинутый плед.
За окном станет крыситься дождь,
Скрежетать карусель, и
Я зевну, соберу себя в кучу,
В обрывки газет,
И по юному городу,
Лгавшему нам столько лет,
До заката, как пьяница,
Буду шататься без цели.

Здесь за каждым окном
Отпечатки усталого взгляда,
Невозможно привычного
Битым моим зеркалам.
Он толкнет меня в спину:
От церкви до детского сада,
От проспекта до кладбища,
Всюду - наш памятный хлам.
Здесь за каждым стеклом
Был наш собственный Амстердам.
И любая промокшая улица -
Как анфилада.

Ты мелькнешь среди лиц
Невзначай обведенным рисунком.
Поздней осенью, знаешь ли,
Каждый - немного шедевр.
Разбегутся от крика трамваев
Звонки переулков,
Где-то в самом затылке
Взовьется незаживший нерв...
Я застыну на месте,
Ни капли тебя не согрев,
И уже не взорвусь
Обезумевшей трелью подструнков.

От короткого взмаха руки
Станет капельку грустно.
Легкий треск пулевого
Метнется охриплой строфой.
Только, знаешь ли, Джеф...
У меня нынче странное чувство:
Будто пару мгновений назад
Ты попал не в того.
Впрочем, ты не печалься:
Стрелять, как в себя самого,
В этом мире навеки останется
Тонким искусством.
[604x402]

В этом городе
Люди рождаются в понедельник,
Чтоб сподручней оправдывать полосы неудач
Среди чая, газет и радиопередач.
В этом городе
Беспризорник - всегда бездельник,
Беспредельник, без денег и вне основных задач.

В этом городе
Делят награбленное и шкуры,
По утрам допивая невыпитое вчера,
Чтобы снова шататься спьяну и к докторам.
Мужики - кобели и пьяницы,
Бабы - дуры,
Идеальные результаты простых программ.

Я страдаю
Привычкой записывать компоненты
Дурноватых улыбок из окон соседских школ.
Голосить под гитару, проигрывать в "литрбол"...
Этот город
Пустил нас на время и под проценты,
Так что лучше иметь при себе чемодан и ствол.

Голоса
Отдают хрипотцой и вчерашней пьянкой.
Неприветливо виснут на краешках губ и глаз...
Вот и ты для него
Непростой - и ненужный - шанс:
Городская девчонка, рожденная иностранкой.
[604x453]

Мой лорд. Я сегодня женат и уже неприступен.
И мне не пристало ловить ваши взгляды в упор.
И, с воем немым, согревать вам холодные руки,
Устало спускаясь за вами в прокуренный двор.
Вы тихо смеетесь. И, щурясь от яркого света,
Листаете молча потрепанный томик стихов.
И, в строках Бодлера себя ощущая поэтом,
Вы собственный росчерк оставите скопищам слов.
Мой лорд. Я сегодня бестактен и вряд ли спокоен,
И мне непростительно поздно смотреть вам в лицо.
И тушью рисуя ваш взгляд в витражах колоколен,
Я так и останусь нелепым - и страшным - лжецом.
[333x500]

Страницы смяты. Лист не просит рук.
В холодных лужах раскисают листья.
Уже четвертый день, как лучший друг
Готовит для меня патрон и выстрел.
..Перерисуй меня. Под тихий звук
Художественно выведенных мыслей.
[484x698]

Я срываюсь за пару минут, не дойдя до снега.
Наблюдая, как льдинки за дверью слезят глаза,
Оставляя стихи и шарф своему альтер-эго,
Чтобы он закричал мне однажды: "Вернись назад!"
Он, закутавшись в шарф, отскребает от вилок плесень,
Отмывает посуду и пишет друзьям "привет"
Он пытается быть молодым, хоть и слишком честен,
И старается щуриться, хоть и идет на свет.
Он, конечно, не я. И давно не бродил по снегу.
Он сидит за столом и мешает остывший чай.
Но, когда я сорвусь, захлебнувшись слепящим небом,
Он не крикнет "Назад!", только выдохнет "Не скучай.."
Я уйду, рисовать на треснутых синих льдышках,
Растворившись за дверью, где утро слезит глаза.
Он останется, положительный мой мальчишка.
Слишком мудрый и сильный для крика "Вернись назад".
[604x402]

Ну что - здравствуй, новое уютное пространство. Мой желанный собственный угол, куда я смогу доползти в любое время дня и ночи, хоть побитый, хоть пьяный, хоть совсем уже еле способный ползти.
Вот он я - вырвался наконец из жуткой жизненной лесополосы, стою себе тут на пороге с тощим чемоданом, мольбертом, вязанкой текстов и четырьмя гитарами, ковыряюсь в ключах и углубляюсь потихоньку самому себе в голову. Медленно, проникновенно и со вкусом. С чем себя и поздравляю.
Теперь у меня будут обои с принтом, как я всегда хотел. Чертовски мне нравятся эти обои. Жаль, здесь нет виртуальных подоконников, я бы поставил туда пепельницу и водворил тем самым полное собственное господство. Но пока хорошо и так - обои, тексты, коробка красок, фотоаппарат на длинном кожаном ремне, гитары, чемодан и раскладушка. Субтильная такая - иногда прикорнуть. А пепельницей я еще обзаведусь.
Отныне я стану пачками тащить сюда всякие нелепые случаи и истории, которые только могут свалиться на голову молодому раздолбаю, разбрасывать сотни изображений разной степени цензурности и бездарности, ляпать разноцветные пятна, материться, бренчать по разномастным струнам, орать и - чего уж греха таить! - наверняка кошмарно раздражать соседей.
Так что здравствуй, мой личный укромный уголок интермира. Стало быть, мы теперь вдвоем. Покатились?

Сергею Актушу.

Мы с ним оба, как два романа.
Персонажи для чьих-то сказок.
Вечно сдержанные и пьяные:
Иллюстрации к пересказам.
И про нас говорят: смотрите!
Музыканты, каких немного,
Ветробросы, певцы, сказители
И, бесспорно - талант от бога...
Улыбаются и судачат.
Обожают и ненавидят.
И, конечно, уже не плачут,
Если слишком нечасто видят.
И, конечно, им нету дела,
Кувыркаясь в любовных сальто,
Что один - считает пробелы.
А второй - обнимает "Вальтер".

[604x453]