В колонках играет - Агата Кристи - Серое небо

За окном осень. Серое небо заволокло всю землю. Ничего, кроме серого неба. Даже дождя нет. Просто серое скучное небо. Оно отражалось в глазах людей, в точности показывало ту пустоту, которая зияла в каждом из них, которую каждый из них берёг, как зеницу ока. Потому что пустота не болела, потому что она не заставляла их страдать, потому что она не причиняла им боли и не мешала жить серой жизнью. Существовать. Забыть всё, что когда-то волновало, тревожило, болело, искрилось, горело и сжигало. Остался только серый пепел. Лёгкий, поти невесомый, но мешающий дышать и жить до конца. Только существовать.
По асфальту даже не стучали капли дождя. Он был до тошноты сухой и пыльный. Лапы не оставляли на нём следов. Он жёг кончики пальцев даже через шерсть. Каждый шаг покалывал кончики лап. Нестерпимо хотелось дождя. Грозы. Обновления. Бушевать и умирать вместе с грозой. Вознестись в небо и упасть камнем на этот асфальт, разбиться на нём. Но не чувствовать эту пустоту в глазах людей. Не знать, что они не умеют мечтать. Не видеть их пустых глаз. Не ощущать всеми клеточками тела, что мир жесток и злобен. Не чувствовать постоянные уколы в сердце маленькой острой льдинкой любви. И ничего не забыть. Никогда не забыть.
Плита была серой и холодной. Такой же серой, как небо над головой. Почему-то в такие скучные дни её тянуло на кладбище. С могилами не надо было притворяться. От них веяло смертью. Но смерти не надо лгать. Она знает всё. Она - молчаливый слушатель душ, истинных человеческих душ. Нет. не бог знает людей. Не знает он их, не может понять, что люди не его игрушки, не его подданные, не его рабы. И не ему решать, что с ними будет. Он слеп. Он глух. Он жесток. Только смерть милосердна. Она мудра. Беспристрастна. И по-своему милостива к тем, кто зовёт её.
Так хотелось лежать под такой же плитой. Похоронить своё тяжёлое неуклюжее тело в земле, оставить его там, куда оно попадёт рано или поздно. Душа жаждала полёта. Действия. Бежать вперёд. Падать вниз с высоты, взмывать в высь. взлететь выше этого серого неба туда, где оно всегда ясное и чистое. Хотелось жить. Нестерпимо хотелось жить. Но оставался только пепел в глазах. И пустота. И мечта. Мечта о чуде. О чистом небе, настоящем, а не этом синтетическом.
Над кладбищем разнёсся протяжный вой. Тоска ещё живой души читалась в нём, тоска умирающей души.
Люди с пепельными глазами проходили мимо. Вой породил в их душах страх, который тут же прошёл. И больше ничего. Пустота. Пепел вновь зволок глаза и пустоту в груди.
Началась гроза.