5.06.06

Итак, как бы не трудно было начинать писать, но это необходимо. Это – единственная возможность для меня понять и разобраться в себе. Это – столь трудная задача, которая одна осталась у меня в списке недоделанных дел, или забытых, упущенных из вида. Так хочется иногда понять, чего ты сам от себя, от мира и остальных, и тех, кто подобен тебе, хочешь. И иногда, а точнее всегда и постоянно, не находя даже намека на ответ, ты поникаешь головой и так и идешь, смиряясь с невозможностью ответить самому себе на столь, казалось бы, простой вопрос.
Когда иногда сердце перестает биться, желая никогда больше не играть свою музыку, оно думает лишь о том, как устала твоя душа, она мечтает подарить тебе свободу, покой и успокоение. А душа…а что душа? Душа на то и сокрыта в венах, стерта в мельчайшие крупицы неосознанности и бессилия, что бы не иметь возможности помочь себе и остановить свое существование внутри истерзанного тела - сосуда, который слишком часто разбивали и склеивали обратно, который слишком часто Дети наполняют разными безделушками, красками и напитками, который слишком хрупок для своего века.
А сердце…это же все-таки сердце. Это то, что осталось в плоти от неба. Это то, что остается он божественности в ходе жизни. Правда, не всегда. Вспомни, как иногда ты убиваешь, ломаешь, бьешь и терзаешь чужие души, тела, сам этот мир и самого себя. Попробуй вспомнить хоть один день своей жизни, когда бы ты не думал о смерти или не думал о том, что являлось последствием смерти.
Смерть везде, именно Она – глава мироздания. Она и в рождении и в себе самой, и в дожде и в засухе. Она в глазах ребенка и немощных руках старика. Она в преданном псе и в озлобленной гиене. Она везде, где могут быть Ее последствия и предшественники. Она – Мать жизни.
Вы видели, как Смерть соблазняет Жизнь, когда живой желает овладеть мертвым. О, нет, это не психическое отклонение, это – всего лишь стремление к обладанию первозданностью и чистотой первозданности. Что не оставляет после себя следов, изъедая плоть своими приспешниками? Что заставляет забывать все, что было до? Что заставляет ломать жизнь и начинать новую? Смерть. И только Она.
Жизнь прекрасна в своем полоумии и безумии. Но Смерть прекрасна в свое простоте и парадоксе. Если не умрешь ты, не родится он. Если не убьешь ты, не умрет он, и не родится тот, другой. Все так, казалось бы, запутанно. Но что может быть легче понимания сути первозданности, своей собственной сути.
Ночи ты проводишь с мыслями о Ней. С утра ты уже мечтаешь о ночи, когда вновь во сне станешь держать Ее руку и говорить ей, насколько прекрасны и неповторимы творения рук Ее. Поглощая пищу, ты думаешь о том, как ловко она заставляет живых вкушать плоть свою, плоть потухшую и уже безвозвратно утратившую, когда-то наполнявшую ее, Жизнь.
Ты пытаешься умереть, а она каждый раз приходит, поднимает тебя окровавленного с пола и говорит, что ты есть суть ее, что ты изначально есть часть ее. Она говорит, что сколько бы пуль или ножей не впились в грудь и голову твою, сколько бы рук не разрывало тебя на части, сколько бы львов не рвало твою плоть, и сколько бы вод не наполняло твои легкие, ты никогда не мрешь, ибо ты уже мертв и являешься ее Детищем, одним из великолепных творений этой величественной неопределенности и безликости по имени Смерть.
И вновь, поднимаясь на ноги, ты чувствуешь, как раны затягиваются, а металл растворяется в тебе. Как кровь само возрождается, а мозг само восстанавливается, делая видимость твоей принадлежность к Ним еще более маловероятной.
И ты смеешься, ты бьешься в истерике от разнообразия чувств, что переполняют тебя. Ты смотришь в зеркало и видишь, как тело твое приобретает Ее любимые оттенки, а глаза вновь горят прежним светом Ее глаз. Ты видишь, что шрамов нет, что даже там, где били просветы в твоем теле, теперь вновь плоть. Плоть чистая и девственная, еще не тронутая твоими бесконечными попытками самоубийства, которые всегда заканчиваются разговором с Ней. Ты смеешься, ибо знаешь, что делаешь этого от того, что не можешь переносить мир Жизни. От того, что хочешь чаще ощущать Ее холод и нежность. От того, что тебе просто нравится мучить себя тем, что никогда не сможет тебе надоесть и стать обыденным, ведь столько видов смерти есть на этом свете, а ты испробовал лишь часть их.
Ты знаешь, что сколько бы раз не отсекали тебе голову, сколько бы раз не вырывали и дробили бы твое сердце, сколько бы раз не расстреливали тебя и сколько бы раз не раздирали тебя на кусочки, плоть твоя восстановится, и ты вновь будешь брести, сея Ее красоту в этом мире. Доводя Детей Жизни до безумия своей красотой и выпивая их, подобно винам, что когда-то были столь ценны в высших кругах, а ныне стали лишь атрибутом достатка.
Ты смеешься, ибо знаешь, каков мир этот на самом деле. Ибо видишь, как хрупка эта бесконечность. Ты можешь убивать и умирать, сколько душе будет твоей угодно, и никогда тебе это не наскучит, ибо Ее руки – руки Матери Первозданности, ибо Ее слова – слова Парадокса Первозданности, а поцелуи Ее – незаменимый пожар в душе, который утолить способна только душа Детей Жизни.
И ты перестаешь смеяться, потому что ты итак уже распугал всех в округе горением своих глаз, оскалом и смехом Смерти.
Ты идешь, зная, что впереди будет все тоже, все те же люди и мысли, все те же мольбы и проклятия, все так же кровь и все так же прекрасная и никогда не устающая очаровывать тебя Смерть, Детищем которой ты гордо почитаешь себя.
И с гордостью ты несешь знамя Ее в мир Жизни, давая знать всем, что рано или поздно и они познают Первозданность и ее красоту. Чары ее.
И танцуешь ты. Могилы стонут под ногами твоими, ибо поступь твоя пробуждает мертвых и отрывает их от мира Смерти, от мира Первозданности, и молят они и те, кто возвращен сиим действом, о том, что бы прекратил ты и дал им дальше наслаждаться Ею.
Но ты танцуешь, сожалея им в том, что они довольствуются только Ее Миром, но не Ею Самой.
И вновь ты смеешься. И до рассвета танцуешь на плачущих костях, которые так сладко умоляют тебя, которые с таким отчаянием боятся, что ты никогда не прекратишь свой танец, и они никогда не вернуться в свой Рай.
Но приходит Рассвет, деяние Жизни, которая, будучи Дочерью Ее, никогда не позволяет нам, Детям Ее, сеять смерть в часы свои с той же неистовостью, с какой сеем мы ее в часы Ее.
И ты прекращаешь танцевать. Плачущие исчезают. И ты идешь прочь, куда-нибудь в тихое место, что бы вновь мечтать о Ней. Ты улыбаешься, зная, что чем неистовее ты проповедуешь Истину Ее, тем сильнее она тебя любит. Ты знаешь, каждая следующая ночь будет жарче и багровей прошлой. Ты хочешь достигнуть того, что называют Единением с Нею. Ты хочешь, что бы однажды, своим поцелуем, она допустила себя до того, что мог бы ты назвать ее душой, и дала бы она тебе испить этой души, что бы почувствовал ты всю прелесть любви ее и нежности.
Ты счастлив в своей Смерти. Ты чтишь и поклоняешься Ей, своей призрачной и безликой богине. Ей, что одна останется на руинах этого мира и взрастит новый, еще более парадоксальный и прекрасный мир.
И Солнце кажется тебе не столь уж и страшным, как пару столетий назад, ведь теперь, оно просто делает тебя ближе к ней. Она убивает тебя, ты встречаешь Ее, и вновь отправляешься в мир, где тебя ждут души тех, кто в неведении проживает свой век. Души тех, кто так сладок на вкус и так несчастлив в Жизни.
Да, ты Дитя Ее преданное. И во веки веков ты будешь убивать только для того, что бы однажды узнать и ее «душу» на вкус.
Себя, других и подобных себе.
Ты – Ее Дитя, а значит не более для тебя никого, кроме Нее.
Никто и ничто кроме нее не важно…
…И сон твой так похож на явь, что ты невольно и сам веришь, что однажды держал Ее за руку…

Но сны эти не дарят тебе успокоение, а я так и не могу понять себя.
Вот он, Парадокс. Ты мечтаешь, а я наслаждаюсь.
Ты плачешь, а я улыбаюсь.
Но в «душе» нам одинаково больно из-за того,
Что никогда мы не сможем понять свои собственные «Души» и желания.
Мы, Дети Ее, разных чинов.
Ты – Пешка, Я – Магистр.
Но одинаково нам жаль себя за то, что мы тратим себя на довольство и поклонение Ей, безликой и, возможно, безучастной, но столь нежной и чарующей Богине.
Смерти.

About Laylah & J.S.R
[273x390]