Цитаты из статьи Малининой Е.Е.
"Синкретизм дальневосточного искусства.
Взаимодействие литературы, каллиграфии, живописи.
Философско-мировоззренческая основа дальневосточной живописи. Поэтика жанров."
В древности пейзаж был более культовой и философской, чем собственно эстетической категорией. Дальневосточная живопись практически никогда не была «искусством для искусства», но всегда содержала задачу нравственного совершенствования личности. До самого последнего времени водные глади и стремительные водопады выражали не любование красивыми уголками природы, а определённую философскую идею.
Пейзажную живопись, скорее, можно было бы назвать средством передачи космичности пространства, беспредельной его шири, органичной встроенности человека в этот мир; горы (Ян) – мужское, светлое начало и воды (Инь) – женское, темное начало моделировали идею взаимосвязи и взаимосвязи всех частей мироздания. Пейзажная живопись, проникнутая глубокими философскими раздумьями о мире, космосе, человеке, не снисходила до изображения конкретного, ибо не в этом, не в буквальном воспроизведении «натуры» виделся смысл жанра. Природа осмыслялась как носитель высоких и вечных законов, через постижение которых человек приобщается к ее мудрости.
[показать]
Восток и Запад смотрели на мир через разные очки: Запад стремился объяснить и покорить природу с помощью науки, а Восток хотел сохранить в неприкосновенности вечную тайну мироздания, о которой можно говорить только намёком.
[показать]
Восточный пейзаж чужд натуралистического правдоподобия. В отличие от западного мастера, дальневосточный художник не стремился к достижению внешнего подобия,- он никогда не рисовал с натуры (не создавал портрета данной, конкретной местности), но видел назначение создаваемых им живописных полотен в служении высоким нравственным принципам, в очищающем воздействии их на человеческие души, в выражении некой философской идеи. Всё сведено к типическим чертам, к значимому штриху.
Пейзажная живопись является, между прочим, наиболее выразительным воплощением буддийской идеи Пустоты, лежащей в основе всей дальневосточной философии и эстетики.
Пустота – не антитеза наполненности, а её потенциальная возможность. «Пустота всемогуща, ибо она содержит всё»,- говорит Лао-цзы.
«Образ вне зримого, вкус вне ощущаемого»,- вот, что самое ценное.
«…Тот, кто хочет стать мастером живописи, должен в чувствах своих вознестись над всем миром. В нем воля должна предшествовать кисти. Вот что значат слова: «когда внутри нет изъяна, вовне выявляются образы». «…Когда чувство лживо, горы блеклые. Когда сердце суетно, воды мутные». (У Тайсы (XIV в)).
«Дао не может быть выражено ни словом, ни молчанием». И живопись именно поэтому может его описывать, ибо она выражает «это состояние, в котором нет ни речи, ни молчания». Дальневосточная живопись, поэтому почиталась как самая эффективная форма выражения Дао.
Дао может быть живописно выражено не только водной гладью или бурным потоком, но туманом, облаками, водопадом… Водопад, часто вплетаемый художником в живописный свиток, является символом встречи Неба и Земли. Он, подобно дракону выражает единство бытия и небытия.
«Плывущие облака» - аллегория жизненного пути, и несказанной легкости просветленного духа.
Так же как лотос прорастает из темноты ила к поверхности воды, раскрывая бутон после выхода на поверхность, также точно и ум человека, раскрывает свои качества (лепестки) только после выхода из мутного потока страстей и невежества и преобразует темные силы глубин в лучистую чистоту просветленного сознания.
Грубость – это выражение жестокости на сердце, и если жестокости нет, то нет и грубости, Важно не бежать грубости, а не иметь жестокости в сердце…
Творческий процесс создания живописного изображения бамбука предстаёт в рассуждениях китайских теоретиков, философов, художников как некое таинственное и даже мистическое действие, которое можно совершать лишь в редкие мгновения наития и вдохновения: «Перед тем, как рисовать бамбук, надо, чтобы сначала его образ сложился в сердце. Взять кисть, всмотреться в приготовленный лист бумаги и увидеть то, что хочешь изобразить… Пусть кисть не останавливает своего полета, гонится за тем, что было увидено. Словно вспугнутый заяц, словно сокол в падении на добычу. Чуть расслабишься – и все пропадет». «Монохромный бамбук требует особой сосредоточенности духа, совершенства и тонкости. Без накопления внутренних сил этого не достичь».
[показать]
[показать]
[показать]
Подобно тому, как обстоит дело с живописью бамбука, сливе посвящено множество трактатов. По мысли одного из крупнейших мастера этого жанра чаньского монаха Чжун-жэня, жившего в ХII в., «тайна» живописи дикой сливы заключается в подробном обдумывании замысла, потом уже рука должна двигаться без колебаний, словно «вдохновленная неким безумием». Он видит четыре достоинства в живописи дикой сливы: изящество, утонченность, элегантность, изысканность. Они заключаются в следующих моментах: «небольшие цветы и нет изобилия их – это изящество; тонкий, а не толстый ствол – это утонченность; в возрасте не особенно юном – вот элегантность; цветы полуоткрыты, а не в полном цветении – этом изысканность». Цветы сливы,- говорил Чжуан-жень, - кажутся ему как бы таящими улыбку.
[показать]
[показать]
[показать]
Живопись усиливала действенность текста, раскрывала свои декоративные свойства. Да она и сама по сути дела представляла собой текст, ибо границы каллиграфического иероглифа и живописного изображения нередко были нечёткими. Каллиграфический текст «созерцался», живописный свиток «читался»...
«Выражая себя, цветок источает своё неповторимое благоухание. Каллиграфия – это цветок души человека». Достоинства человеческого подчерка считались прямым отражением его характера. Лишь морально-совершенный человек мог стать мастером каллиграфии. И наоборот, всякий, кто овладел искусством иероглифической письменности, считался человеком высоких душевных качеств.
По убеждению теоретиков каллиграфии, тембр голоса и ритм кисти передают психическую вибрацию души человека. Каллиграфия выступает и как зеркало душевного состояния: настроения радости, гнева, печали или умиротворённости – всё это отражается на написании иероглифа, который может быть соответственно либо спокойным, либо тревожным, либо придавленным либо отмеченным грациозностью и красотой.
[показать]
А вот, что китайские каллиграфы говорят о скорописи: «Она подобна испуганной змее, которая ускользает в траве; подобна птицам, которые вылетают из леса – их нельзя остановить, их невозможно вернуть».
Оригинал статьи ТУТ