[200x301]

Как говорил один из великих поэтов: « Я не ангел, оставьте меня…». Я прошу, просто оставьте меня, а то я сойду с ума…простите меня, а то я перестану верить…это лучшая помощь не мне, вам.


Я здесь недавно. Одна в палате во уже три дня. Кипельно - белая комната и одиночество, пропитавшее её стены, просто выводит из себя. Легонько толкнув дверь палаты, я почти эльфийской поступью выхожу босиком на мягкий, но холодный ковёр. На том конце коридора, напротив кабинета главной медсестры сидит человек, он явно чего-то нервно ждёт. Хлопнула дверь… и человек с медсестрой выбежали из отделения. Пришлось ёжиться от страха за носилками, накрытыми теме же белыми простынями с ещё не застывшей капелькой крови, заляпавшей клеимо: «Физиотерапия». Медленно выползаю из укрытия…

Тут целая череда палат…почти все одиночные, только в последних двух по пять человек. Медленно иду до первой одиночной палаты….стекло прозрачное…я вижу. …Из угла такой же белой комнаты на меня смотрит девочка лет восьми, худенькая с едва заметными щёчками и с длинными кислотно-белыми волосами. В руках у неё старая потрёпанная кукла почти без волос, с нарисованными кроваво-красными глазами и в такой же белой ночнушке как у самой девочки. Из ввалившихся синюшных век на меня смотрят два добрых, наивных, детских глаза, которые уже кажутся почти безумными от усталости и боли.
Мои ладони сильно упираются в стекло, почти скребя, а она, видя это, подходит к двери с другой стороны и нежно прикладывает свои маленькие ручонки через решётку к стеклу точно по моим рукам. Последняя слеза катится по её припухлой щёчке. Она резко ловит её и пускает дальше бежать по стеклу между нашими ладонями… опускает белую штору на стекло…я не вижу её… в слезах я кричу, пытаясь открыть дверь, но тщётно, она заперта на замок. Я бегу пытаясь открыть хоть какую - нибудь дверь, но они все заперты, лишь справа палат висят таблички с именами детей и аппликациями белочек, зайчиков и ёжиков, а ниже часы посещения. Я вбегаю лишь в одну открытую палату для пятерых…молчание…на ближайшей кровати лежат брат с сестрой, обняв друг друга как в последний раз. На окне стоит девочка совсем маленькая и худая, раскинув руки как - будто взлетает. Четвёртый мальчик старший, наверное, лет 12, смотрит на живой цветок в его руках и постоянно повторяет: «Чудо, чудо, чудо…», увидев меня, он спокойно подходит, поднимает голову, смотрит мне прямо в глаза и говорит: « Смотри, какое чудо!» пятая кровать пуста… четыре пары глаз измученно, безнадёжно, но так наивно смотрят на меня будто на ангела, который заберёт их, куда - нибудь всё равно, куда просто заберёт их отсюда …
Я просто падаю на колени и рык, с болью, ужасом и слезами вырывается наружу… дети чистые беспомощные, одинокие бьются за решётками больницы. Как это чудовищно видеть как жизнь и рассудок медленно стирается с их лиц, как тяжело слушать их крики похожие на крики проколотых бабочек, у них перед глазами лишь белая комната с запахом хлора, решётки на окнах, да люди в белых халатах. Если их посадили сюда, и они пройдут этот ад, они уже не вернутся назад. Это безбожно, безбожно, но разве тут говорят о боге?
Я не могу выдержать такой стыд … мерзость этих стен…эта боль, моя боль и этих детей она не пройдёт. Её заглушить невозможно….я бессильна, они безнадёжны… я не смогу им помочь и больше никто не сможет, они обречены…дети, мёртвые дети,…лишь старая кукла или цветок поможет им, или крылья, или сладкая лошадь, или зелёный вулкан, или дверь…
Они подходят ко мне, и мальчик с цветком гладит меня по волосам и пытается вплести в них свой цветок… я не плачу, я не могу плакать, глядя на них…
--- Не плачь, не стыдись, мы знаем , что ты не виновна. Ты не можешь помочь не нам, не себе.…Но ты услышала крик, ты увидела её, ту в первой палате, слышишь, спасибо тебе. Ты пришла…ты увидела…ты поняла. Теперь ты знаешь и не забудешь о нас. Не бойся я спасу тебя от них всех, кто не понял. Пусть они не приняли, но они будут знать, что старая кукла, цветок, зелёный вулкан, крылья и сладкая лошадка с нами…что брат с сестрой вместе, что Катя когда-нибудь полетит, что я нашёл чудо, всё это наше счастье …
Я лежу на полу, свернувшись клубочком, взгляд стеклянный и пустой, но счастливый, а вокруг стоят дети, Мальчик пытается прицепить мне цветок к волосам, Катя мне лепит на спину бумажные белые крылья, беспощадно тыкая в меня булавками, я знаю, она сама хотела улететь на них, но теперь полечу только я …
Встаю, выхожу из палаты под громкий звук тишины и под тяжёлое сопение Кати. Медленно иду по коридору к крайней палате, где на стекле есть высохшая слеза, чувствую, как по спине медленно стекают капли из воткнутых в меня булавок…жаль моё белое платьице…жаль, что намокнут крылья и без того покосившиеся куда-то. Я подхожу к палате, оборачиваюсь и стоявшие в коридоре дети забегают в палату, мальчик уходит последним…он понял что я должна быть одна наедине с ней, я знаю она поднимет шторку. Я знаю, что она поверит мне…
Читаю надпись Мария, а рядом ничего: не аппликации, а просто чёрная табличка с именем. Три раза произношу её имя, ответа нет… дышу на стекло и пишу его. … Напротив двери кушетка… Мария, я подожду здесь…
­­­­­­­­
В коридоре больницы, где невыносимо чистые и белые стены иногда встречается жуткий детский рисунок карандашом где-то внизу незаметно для санитаров. Здесь держат детей, искренность которых безгранична и они рисуют на стене, как санитары волокут плюшевого мишку в палату для сложных больных. Запах хлора кружит голову… я просто лежу на мягкой кушетке в коридоре и рассматриваю историю детского отделения психбольницы в дрожащих рисунках. Просто рисунки и просто мои слёзы, слёзы для детства, нарисованного здесь. Рядом с камерой Марии не плюшевые мишки, там тот мальчик из общей палаты, но в его руках нет цветка, вот Катя она пытается взлететь без крыльев, вот брат с сестрой, переплетены как змеи, вот пятая кровать на ней контур мальчика, вверху замалёвана надпись: « Лёша», а вот и Мария, её везут привязанную к носилкам в кабинет физиотерапии…лицо искажено, не у неё, а у её старой куклы …Мария смеётся, теребя в волосах цветок, захлёбываясь в чёрных, карандашных слезах. А вот я точно такая же с кривыми, тонкими, бумажными крыльями, с вбитыми в спину чуть преувеличенными булавками, но без цветка в волосах. Я держусь за руку Марию, я спасаю её и она смеётся…

Мне в глаза ударяет её взгляд…она дрожащими руками пишет на запотевшем стекле моё имя под своим, а дальше пишет: « Входи, …» Исчезает за шторой… через мгновение стекло разлетается вдребезги, кинутый в него стул еле не долетает до меня…по вылетевшей, ветхой, видно давно сломанной решётке я крадусь в её палату…
Стены уже не такие белые, на них сотни кровавых отпечатков детских ладошек… Мария сидит в том же углу, но нет этого больного, усталого взгляда, просто две протянутые ко мне ручонки, весёлые, светлые, полные жизни глаза и детская задорная, но спокойная улыбка.
--- Я с тобой Мария, я теперь тоже знаю…ты никогда не будишь одна больше…просто ты будишь жить и иметь то, что никто никогда не имел, что ты подарила мне и что отдашь не раз…цветок, крылья, старая кукла, зелёный вулкан, сладкая лошадка…счастье.

Мы с ней сидели в углу комнаты, она засыпала, а я пыталась вплести в её волосы тот чудный цветок и думала о той пустой кроватке и о том кто не дошёл до этой палаты и кто никогда не услышит смеха Марии.
Я нашла в этих чудовищных стенах ангела, потерявшегося среди этих белых комнат, готового уйти…ей было так же стыдно и больно, как и мне за эти решётки на стенах, за эти детские лица на белых простынях, за эту историю на стене и за разбитое стекло. Мне подарили прощение за всё то, что я называла реальным миром.
Она простила меня, она жива теперь, она верит мне, она верит всем, осознавшим её любовь. Она просто простила и её слёзы, боль, страх никогда не найдёт никого из нас. Но в наших душах останутся имена на осколке стекла, рисунки возле дверей палаты, цветок, бумажные крылья, сладкая лошадка, весь свет который она нёсёт в своих глазах и сердце и пустая кровать Лёши.


Глаза закрываются, а Мария, довольно посапывая, прижимается ко мне, а где-то под разбитым стеклом валяется старая кукла., с ехидной но мёртвой улыбкой.
[700x525]