А это очень больно?

Я отнюдь не,
Я вполне за,
Но не даст мне
Сделать шаг Я.
Я сама не,
Я сама зна…
Только негде,
Только когда…

Общее состояние моё сейчас оценивается как ппц-транс. Ниточки управления (или иллюзии управления, а возможно - иллюзии ниточек…) очень быстро и шустро выскальзывают из моих пальцев, а я не замечаю, ИБО глаза мои и помыслы устремлены К.

Жизнь – вещь простая до неузнаваемости, и в простоте этой кроется банальное полагательство на судьбу…

Я вот пишу, пишу тут, бездумно шляясь взглядом по беспределу своей комнаты…Беспредел не оттого, что комната огромная, а от беспредела в ней творящегося.

А ещё я устала врать. Придумывать и изображать в лицах то, что больное воображение – возможно от рождения, а возможно от климата неправильного, или от антибиотиков, или от одиночества, или от того, что я свихнулась – рисует масляными красками по открытым ранам (а может быть, иллюзиям ран…), живописно расточая мою душу всем и вся, налево и направо.

Я таю – говорил Бильбо Бэггинс. – это делает меня тонким таким, почти прозрачным…

Почти прозрачным…призрачным…

«Одиночество» - от «ночь».
«Болен» - от «лень».
«Задумчиво» - не тем местом думать надо…

В филологии кроется философия, столь глубинная, что на эту глубину не опускается ничто, кроме детского непорченого сознания. Философия гораздо выше той, что в обыденности асфальтно-пыльных дней и храпящее-бессонных ночей давно стала из философии филодемагогией, жвачкой для мозгов и тех ещё немногих сердец и душ, что не отупились о первую же железистую решётку всемирного отупления.

О чё сказала.