91. Венедикт Ерофеев. «Москва–Петушки» (1970).

[140x223]Сегодня о себе так, никто не пишет.

Так широко. Его книгу (а все, что он создал, вмещается в один том) нельзя определить ни жанром, ни направлением. Это больше радищевского "Путеществия из Петербурга в Москву" и совсем не гоголевские "Мертвые души".

Читатель должен постараться понять, что разговор идет вовсе не о количестве и порядке выпитого и даже не жителях планеты Росиия. Разговор идет о чем-то космическом, трансцедентальном.

"Москва-Петушки" растаскали на цитаты, рецепты, приемы. Умение потрафить любому читателю - хороший признак. Но еще лучше, когда читатель не прячет книгу на задний ряд, а держит всегда под рукой. Таких читателей у этой книги немного. И с каждым днем, мне кажется, все меньше и меньше. А новых, наверное, уже не будет...

Не так ли в смене подъемов и падений, восторгов и бед каждого отдельного человека, - нет ни малейшего намека на регулярность? Не так ли беспорядочно чередуются в жизни человечества его катастрофы? Закон - он выше всех нас. Икота - выше всякого закона. И как поразила нас недавно внезапность ее начала, так поразит вас ее конец, который вы, как смерть, не предскажете и не предотвратите:

- двадцать две - четырнадцать - все. И тишина.

И в этой тишине ваше сердце вам говорит: она не исследима, а мы - беспомощны. Мы начисто лишены всякой свободы воли, мы во власти произвола, которому нет имени и спасения от которого - тоже нет.