Это цитата сообщения Персея Оригинальное сообщение

продолжение "Исповеди четырёх" ... главы 8-10

Глава восьмая.
С чистого листа.

Это был декабрь. И она сразу же в тот же вечер уехала в Пи¬тер. И начался период, когда непонятно что нужно было делать. И из этой ситуации надо было, говорит Света, выйти достойно. Какой был смысл бороться за старое, когда нужно было созда¬вать новое. Если бы мы не расстались, говорит она, то народ бы никогда не услышал «Мураками» и «Весну».

Света: Встреча с Арбениной была самой счастливой встречей в моей жизни, две абсолютно родственные души встретились в космосе. Динка - очень спонтанный человек и может сделать какие-то необдуманные вещи, может быть в поступках очень противоречивой, но в душе она настоящая, и я ее такой знаю.
Я: А не было ли обиды?
Света: Нет, какие обиды, я же ее люблю. Я Динке желаю только самого наилучшего, главное, чтобы она жила. Если не дай бог, что с ней случится, это будет крах моей жизни.
Я: А почему ты не стала бороться за бренд «Ночные снайперы» и не стала отстаивать свои интересы?
Света: А зачем? Зачем мне нужно название «Ночные снайперы», я могу придумать и свое. Это наше совместное детище и глав¬ное, что оно живет. Может быть, это дало мне шанс стать самостоятельной и самодостаточной творческой единицей. А Динкиными песнями я всегда восхищалась и буду это де¬лать.
Я: А ты что, можешь простить ей все?
Света: Да, Динке я могу простить все.
Я: А как поклонники отнеслись к вашему разъединению и к ша¬гу Дианы?
Света: Ну, поначалу поклонники не одобрили, а потом просто у каждого стали свои поклонники.

Погружаясь в подробности, мне становилось все труднее со¬хранять объективность и нейтральность в описании истории с «Ночными снайперами». Мне казалось, что одна сторона пове¬ла себя совершенно непорядочно, а другая при этом все прости¬ла, и мне было странно, почему это не очевидно всем многоты¬сячным поклонникам. А потом мне стало понятно, что Света первая утвердила и много лет убеждала всех, кто был готов слу¬шать, что за огромный талант Диане можно простить все, и лю¬ди вокруг них так и считают, что талант огромный и что надо ре¬гулярно прощать. Ну вот, например.

Света: Дина - Она центр Вселенной. Если с Динкой что-нибудь случится, группа просто перестанет суще¬ствовать. Я страшную вещь скажу: каждого из нас мож¬но заменить, а вот Динку - нет. «Кухня с видом на звезды», Факел, 2000.

Читаю многочисленные отчеты о концертах и впечатления фа¬натов во время расставания «Снайперов», и мне приходит в го¬лову еще и то, что вся эта довольно несправедливая, на мой взгляд, ситуация была поклонникам близка. Они видели страда¬ющего человека на концерте, и это подкупало. Гораздо проще было себя поставить на место человека, который наломал в серд¬цах дров, чем на место того, кто оказался подозрительно хоро¬шим. И потом, Диана со сцены никуда не делась, она-то осталась на виду, а вот сможет ли Света Сурганова завоевать себе там ме¬сто опять, уже одна, это еще вопрос. А потерять любимую мно¬го лет группу было ну никак невозможно.

«Съешьте меня живьем, г-да поклонники традицион¬ного состава, но исполняемые «в одиночку» Дианой песни не стали хуже! Разве что было заметно ее это одиночество на сцене, но одиночество скорее психо¬логического плана. И заметно оно было от того, что она сама ощущала его очень остро. Катастрофически 2 раза просто так не поют!» Москва, Лужники, 01.02.2003 Фрекен Снор.
Или

«...Она не ожидала, что после ухода Светы, всех раз¬говоров и публикаций на эту тему, сможет собрать та¬кой зал и самое главное - как ее воспримет публика. А публика встретила очень дружелюбно. Несколько раз в течение всего концерта Диана благодарила своих по¬клонников (не люблю слово «фанаты»), а в конце ска¬зала (за дословность не ручаюсь): «Спасибо, что при¬шли и поддержали. Ну а те, кто считает Арбенину су¬кой, пусть так и считают! Пожалуйста, не предавай¬те «Ночных снайперов». После этих слов впору было смахивать слезу - с каким чувством это было сказа¬но!!! 01.02.2003, Москва, Лужники (от Lenochek).
Или

«Диана была как ребенок. Маленький ребенок. Пол¬ная неспособность или нежелание держать в себе чув¬ства, эмоции, боль... Мне все время казалось, что вот так нельзя... вот даже гитара не выдерживает... ну не мо¬жет человек вот так, что она сейчас сорвется, что расплачется или захохочет как сумасшедшая, что за¬хлебнется… и тоска... и боль в каждой строчке... Она про¬пускала некоторые слова в песнях... но не надо меня убеждать, что это потому, что она была пьяна и за¬бывала их... Нет». Блесс.

А в это время Света думала, как ей начинать жизнь сначала. Психологическое состояние того, который в один момент потерял и близкого человека, и свое главное дело, можно попробовать представить, но самому переживать очень не хочется. Имен¬но это со Светой и происходило. Она искала выход. В какой-то момент приняла решение и окрестилась. Света говорит, что не очень знает, когда какие праздники и посты, но вера, а это глав¬ное, у нее есть.
В тот период она всерьез подумывала, что, в конце концов, она же врач, и может быть, придется работать по специальности, а если нет, то что-нибудь найдется другое. Массажи опять же. Почему-то в том, что ее песни будут кому-то нужны, Света была совсем не уверена. И она устроила 2 акустических концерта, на которых ей подыгрывал старинный приятель по мединституту Валера Тхай. Сейчас Валера тоже играет со Светой в группе. Что могло получиться из этих концертов, совершенно неизвестно. Она была готова к тому, что народ не придет или придет, но ему не понравится. Самый первый концерт Светы без «Снайперов» был в каком-то странном, явно не подходящем для этого клубе. Одна моя подруга, которая не является Светиной поклон¬ницей, была на этом концерте и рассказала мне примерно следу¬ющее.
«Резкий взлет группы «Ночные Снайперы» мне был очень интересен, как человеку из бизнеса, мне было интересно, как это у них получилось. Я как-то сразу отдавала себе отчет в том, что это успех двоих людей, хотя формально Света была как-то в те¬ни. И когда коллектив распался и Света оказалась за бортом набиравшего обороты корабля, я понимала, что для меня такое положение неприемлемо, вот такое поведение в партнерстве по де¬лам. И я столкнулась к тому же с многовековой этической проб¬лемой - можно ли таланту простить подлость. И для меня это было нарушением каких-то таких человеческих законов, которые я не смогла для себя принять. Кто-то из моих знакомых обмол¬вился, что в Питере будет первый концерт Сургановой. Я расска¬зала мужу, а он человек абсолютно далекий от такой музыки и всей этой истории. Он сказал мне: «Надо поехать и поддержать человека». И мы поехали в Питер на машине. Народу было в за¬ле столько, что не протолкнуться, гардероб был так забит, что одежду сдавали потом уже в фойе. Света была какая-то надлом¬ленная, как будто ждала от людей любой реакции, например, что они уйдут. И все психологически как будто встали за нее стеной, чтобы ее поддержать и защитить».
Света мне рассказала, что поняла после этих своих первых кон¬цертов, что люди ее поддерживают, что они хотят слышать ее песни и им это действительно нужно, а значит, она будет зани¬маться музыкой.
Если бы не эта реакция поклонников, неизвестно, как бы все сложилось.
Поклонники Светы с тех самых первых ее сольных концертов устраивают в зале настоящие театрализованные представления, и это производит, конечно, впечатление. Когда она однажды ис¬полняла песню «Мураками», весь зал поднял руки в белых пер¬чатках с алым сердцем на них, и с тех пор эти перчатки встреча¬ют ее в залах разных городов. На одном из фестивалей на Светином выступлении над полем поднялись на шестах стилизованные женские фигуры, которые пустились как бы в пляс под Светины песни. Бывали в зале фонарики, бывали бубны, раздача всем бу¬мажных паричков, одним словом, фантазии ее поклонников нет предела. И дело не ограничивается только какими-то их креатив¬ными находками, это постоянная поддержка, волны тепла, в ко¬торых они просто купают свою любимую певицу, которую они называют между собой «Наисветлейшая».

Света: Я не понимаю, за что мне это? У меня самые лучшие по¬клонники, у меня самая лучшая публика, и всем артистам я желаю такую публику, она самая благодарная и отзывчивая, столько цветов не дарят никому, разве только Баскову и Погудину. Я своим поклонникам безумно благодарна, я знаю, что все, что у меня есть - благодаря им, и не понимаю просто, за что мне это все?

Глава девятая.
Испытание как оно есть.

Каждый раз, как я с этим сталкиваюсь, меня поражает, насколь¬ко Света склонна сомневаться в себе. Я и большинство знакомых мне людей искренне считаем себя пупами земли. Мы считаем, что так про себя думать хорошо и правильно. Все, что у нас по¬лучается, получается благодаря тому, что именно мы это созда¬ли. Нам и лавры, значит. Поэтому, я думаю, у многих талантли¬вых в принципе артистов с приходом успеха начинается звездная болезнь, и так человек был центром вселенной, а тут еще и сла¬ва пришла. А вот Света крайне удивляется, почему же все-таки люди валом валят к ней. Я не первый раз от нее слышу, что ей трудно писать стихи, когда есть Бродский и трудно писать музы¬ку, когда есть... Тут она задумывается. «Ну, кто, кто есть?» -спрашиваю я. - «Ну... ну, например, Пахмутова». «Ну, - говорю, - Пахмутова - это да, это образец, написала две трети советской эстрады, а мы что? Так себе. (Смеемся) А вот еще есть Антонов, Крутой, Николаев, в конце концов». «А вот Николаеву, - гово¬рит Света, - вообще можно все простить за Айсберг». Нет, ду¬маю я, не буду ему ничего прощать, даже за Айсберг. Это вооб¬ще не моя позиция «прощать за талант», ну да не обо мне речь. «И вообще, - вставляет Света, - людям не нравятся мои пес¬ни». Тут я удивляюсь такому заявлению, а Света продолжает: «Людям нравятся, то есть, не мои песни, а я сама». «Ну и хоро¬шо, - говорю, - я вот только и хочу всем нравиться».

Я: А это вообще хорошо или плохо, что ты не Пахмутова?
Света: Это трагедия всей моей жизни. Я вообще думаю, что мои песни никому не нравятся и их никто не будет петь после ме¬ня. Вот я умру, и мои песни умрут вместе со мной. Они хо¬роши именно в сочетании с моей харизмой, моей энергетикой, с моим профилем и бровями, и все. Я, как сказать, к со¬жалению, к великому моему сожалению, я и песни - слиш¬ком тождественное понятие, практически одно и то же, это синонимы, а мне хотелось бы создать бессаме-мучо, мне хо¬телось бы написать бессаме-мучо, песню, которая бы просто осталась после меня. Хотя бы одна, хотя бы единственная, бессаме-мучо.
Я: Ну, а как ты узнаешь, написала ты бессаме-мучо или еще нет? Может, уже написала?
Света: Ну нет, конечно, нет. Если бы это была бессаме-мучо, ее бы сразу взяли на «Русское радио».
Я: Дда...

За время написания главы про Свету мы и из приятельствую¬щих музыкантов превратились в людей, которые дружат, мы встречаемся и даже отдыхаем вместе, и не могу сказать, что это облегчает написание. Героиня перестает быть сторонним челове¬ком, и на нее уже сложно взглянуть холодно и издалека, хотя так и лучше видно.
Кстати, Светина мама, Лия Давыдовна, и Света очень похожи внешне. Это выяснилось, когда я с моей командой хозяйничали в их квартире. Мы снимали про Свету документальный фильм и ходили в тот раз с камерой за ней хвостом несколько дней.
Лия Давыдовна смотрит на нас ясным взглядом, как у Светы. Похожи. И это удивительно, потому что они ведь не кровные родственники. И было видно, что при внешней мягкости у нее та¬кой там стержень стальной внутри, что ах.
Лия Давыдовна, хрупкая женщина, сразу же стала нас всех рас¬пределять в пространстве, руководить нашими хаотичными дей¬ствиями. При этом она мне со смущенным выражением сказала, что ей до сих пор трудно поверить, что Света - (я ей подсказы¬ваю формулировку) «рок-звезда». Говорит, что ходит на ее кон¬церты, даже многое нравится, но так трудно поверить, что вот все эти люди так Светочку любят, уважают и ловят с замиранием звуки ее голоса. Это Лию Давыдовну удивляет. В этот момент вся квартира уставлена цветами, которые живут во всех возмож¬ных вазах после концерта. Оператор переставляет цветы и по¬правляет свет. Лия Давыдовна оборачивается ко мне.
А трудные периоды как вы переживали вместе? Света вообще сильный человек?
«Да, -уверенно отвечает Лия Давыдовна, - я помню, как мы си¬дели с ней в очереди в больнице. Народу много. Света побелела вся, ей нехорошо, как будто сейчас сознание потеряет». Я ей го¬ворю: «Ну-ка, держись давай, ты же не можешь здесь...» Лия Да¬выдовна не заканчивает предложение.
Это страшный был период...
Это было то самое голодное питерское время - коммуналки, «Граф Суворов», массаж и «сложносочиненные отношения». Света сразу поняла сама, что у нее рак. С ее медицинской подго¬товкой поставить себе диагноз было возможно. Как она говорит, в какой-то степени сама попустительствовала. «В каком смыс¬ле?» - удивляюсь я.

Света: Ну, может быть, бессознательно пустила все на самотек. У меня была депрессия тогда по поводу отношений. А были какие-то симптомы, боли. Кровь шла...Ну и я поняла, что у ме¬ня опухоль в кишечнике, а к врачу не пошла.

Света пила чистотел и опухоль некротизировалась, омертве¬ла - переводит для меня она. А потом произошел разрыв. Подня¬ла что-то тяжелое и все. Наступил каловый перитонит.
«Скорая» везла ее 16 часов, сначала не приезжала мучительно долго, потом стояла в пробках, петляла по переулкам.

Света: Вообще-то с каловым перитонитом столько времени не живут, видимо, бог решил оставить меня на земле, видно, ты не все еще сделала, решил он.

Потом ее прооперировали, и она лежала в реанимации. Это бы¬ло очень больно и страшно. Думаю, что в эти два слова вмести¬лись долгие дни на грани и «за», и ощущения, о которых лучше не выпытывать. Спустя две недели началось нагноение, сепсис - плохо почистили хирурги, чтобы они были здоровы. И ей тогда сделали повторную операцию.
Света рассказывала все это спокойным голосом. Мне удалось выдавить только дурацкие слова «и как?»
«Вообще-то это больно», - сказала Света. Скулы у нее побе¬лели.
Прооперировали, продолжает она, и поставили галастому.
Галастома - это когда выводят калоприемник на животе. И к нему есть всякие съемные одноразовые детали, которые нужно с определенной периодичностью менять. И Света ходи¬ла с ним 8 лет.
Я представляю себе картину: группа садится в туровый авто¬бус, едет город за городом, ночует в каких-то гостиницах, голу¬бой кафель, желтый линолеум, все время все вместе 6 человек, времени всегда мало, потом концерт, носиться по сцене, играть, радоваться, петь, прыгать, опять переезжать в другой город и так далее. И все время с этой штукой, галастомой. Я даже не пони¬маю, как это могло быть.
«Ну, как, - Света улыбается, - все время не хватало съемных частей».

Света: Всяких специальных мешочков и деталей. Они выдава¬лись в ограниченном количестве и стоили денег. И это такой, как бы объяснить, постоянный стрем - иду от метро, а по но¬гам течет. В первые годы была постоянная борьба с запаха¬ми. Это был ежедневный подвиг. А эти ужасные поезда... У меня развился по этому поводу ужасный комплекс. Это на многие годы лишило меня обычных женских радостей.
Я: Совсем лишило?
Света: Только с самыми близкими и очень скупо..

Света рассказала про актрису Гликерию Богданову-Чеснокову. Такая искрометная женщина из черно-белого фильма «Мистер Икс» с Отсом. «Был такой маленький розовенький поросеночек, а выросла такая большая...»
«Что выросло?» - сурово спрашивает Богданова-Чеснокова.
Что выросло - то выросло.
Богданова-Чеснокова пела, танцевала замечательно, была на¬стоящей комедийной актрисой. Помните мамашу в «Летучей мы¬ши», она снималсь в «Крепостной актрисе» и много где еще. У нее тоже была галастома, и тоже никто не знал.

Света: Как она, как они тогда справлялись, я даже не понимаю, обвязывались что ли как-то. От этого же еще постоянное воз¬никает раздражение. Иногда бывало больно. И это страх по¬стоянный, что приемник переполнится... бррр...

Встряхивает головой. Уже потом, когда мы со Светой гуляли среди чудесных сосен в парке больницы, где ее оперировали, она рассказала, что есть общество поддержки стомированных больных. Оно ей здорово помогло с этими мешочками. Мне, сказала, как инвалиду второй группы. Да, и удостоверение... В принципе, говорит Света, можно было уже давно сделать операцию еще од¬ну и этот «прибор» снять, но ей было страшно, она столько на¬страдалась, пока ей делали те две операции, что боялась. За эти годы она уже как-то привыкла обходиться и боялась рисковать. И наконец семья ее друзей из Риги все-таки сподвигла ее сделать эту операцию. Я прикидываю, что это было перед «Крыльями» -2005. Вот только что.

Света: Ну что, вскрыли меня, посмотрели, все нормально, мета¬стаз нет. И я отлично.
Я: И что же ты никому за эти годы ни слова не говорила, за 8 лет никто, кроме твоих близких, не знал, что у тебя рак и вся эта история?
Света: А зачем? Зачем говорить?
Я: А есть риск, что ты снова заболеешь?

И Света рассказала, что существует такое понятие у медиков, как пятилетний послераковый рубеж. То есть, если с операции прошло 5 лет, а ничего не развилось, то вроде бы уже не забо¬леешь.
«И вообще смерть, - говорит Света, хотя вроде бы мы про смерть не говорили, - это самая большая загадка жизни, самая интересная и самая интригующая». А я ей отвечаю, что рожде¬ние не менее интригующая, а она мне, что рождение это случай¬ность, а смерть - это итог опыта, а при рождении никакого опы¬та нет. Я с этим не соглашаюсь.

Я: Давай лучше о рождении. Ты своего ребенка не хочешь?
Света: Да. У меня красивый профиль и неплохо бы его растира¬жировать.
Я: А не поздно ли еще?
Света: В сорок лет не поздно, не поздно и в 50.
Я: Это прогон?
Света: Нет, я серьезно, я все говорю серьезно.

Глава десятая.
Сурганова, авантюристка.

Сначала мне казалось, что для того, чтобы написать про Свету, будет нужно рассказать все, как говорят романисты, «пиковые моменты». При этом за последний год мы часто виделись, и на мое ясное понимание пиковых моментов намело большие пласты мелких незначительных подробностей, из которых на самом деле все и складывается.
Я и моя съемочная группа (а мы снимаем о ней и героинях кни¬ги документальный фильм) встречаем поезд из Питера. Света и группа выходят на перрон. Идет проливной дождь. Мы все ждем микроавтобус, который повезет «Сурганову и Оркестр» под Рязань на Нашествие -2006. Автобус не приезжает. Голос ка¬кого-то организатора так орет в мобильник Светиного директора «он сломался в пути... да, сейчас чинится и будет у вас, ждите», что мы все слышим. А пойдемте, что ли, перекусим? И мы все идем в какую-то совершенно советского вида столовую, чудом уцелевшую на парадном Ленинградском вокзале. Света берет подносик, на него котлету и компот. Все садимся. Я думаю, а вот через пару часов тысяч сто человек будут хором подпевать де¬вушке с подносиком. Через часа полтора выясняется, что автобу¬са не будет, группа ловит разные машины и на перекладных едет Рязань. Свету и директора везем мы. По дороге Света спит. Мы приезжаем на Нашествие. Там страшное количество народа, что взгляда не хватает оглядеть всю толпу от сцены до гори¬зонта. Под ногами месиво, и между сценами курсируют омонов¬ские грузовики с артистами, иначе не проехать.
Часть музыкантов из «и оркестра», как водится, доехала до фестиваля уже не очень трезвыми. Света отнеслась терпимо, что меня удивило.
Света выглядит сосредоточенно. Как будто что-то про себя проговаривает все время. Группу ведут перекусить. Света садит¬ся куда-то в угол за бутербродами и что-то напряженно пишет. Мой оператор бросился снимать. Все так выглядит, как постано¬вочная сцена, вот, дескать, так и рождаются песни, вот артист приехал, сразу хвать за перо и ну писать. Смешно, что так оно и есть. Оператор подлезает и снимает крупным планом то, что Света пишет. Что-то про время и самолеты.
Потом группа поднимается на сцену, где пока выступает Би-2. Через несколько минут Лева Би-2 зовет Диану Арбенину, и они начинают вместе петь. И очень скоро Диана куражно разрывает на нем рубашку. Пуговицы разлетаются по сцене. У меня ощу¬щение неестественности происходящего и какой-то зубовной по¬шлости. Все за кулисами оборачиваются и начинают пристально следить за лицом Сургановой, которая пристально следит за про¬исходящим на сцене. Просто-таки глаз не отрывают. И что там должно было быть у нее на лице - боль, сожаление, восторг, не знаю, ну что? Ничего прочесть нельзя. Би-2 заканчивают, они уходят вместе с Дианой мимо нас всех, старательно никого не за¬мечая. «Сурганова и Оркестр» выходят на сцену. Зал ревет...
Я опять сижу напротив Светы и поворачиваю диктофон бли¬же к ней.

Я: А вы с Дианой конкурируете?
Света: Нет, не конкурируем, у нас совсем разная публика. (Вот уж, думаю, с этим я поспорю, но вслух не спорю). Мне важно понимать, что я собираю залы, может быть, иног¬да даже в регионах собираю больше, чем «Снайперы», и это является подтверждением того, что то, что я делаю, это пра¬вильно. И прибавляет:
«Чтобы люди поняли, что в этой лодке все-таки было два капи¬тана».
Что меня удивляет, что между ними до сих пор есть такая натянутая, как струна, связь. Это явление природы лично я как раз не понимаю, у меня с глаз долой - из сердца вон, разошлись - так разошлись. А здесь люди расстались жестко, до водораздела среди поклонников. Есть у обеих сторон такое слово «фаталь¬но». Прошло несколько лет. И присутствуют звонки в четыре ут¬ра «а завтра она и не вспомнит, может быть, что звонила», посвя¬щенные песни, цитирование друг друга и всяческое держание ру¬ки на пульсе - ну что, что там в эту минуту происходит на том берегу.

Время летать в самолётах из стали,
Время любить, когда нас перестали,
Время просвета и время пути,
Время подняться и просто идти.

Эту песню, еще в черновике, Света дала мне послушать, влаж¬ную, только родившуюся, даже специально сбегала за плеером на этаж в гостиничный номер. Это было, как будто что-то про¬рвалось после большого периода тишины и неписания. Мне каза¬лось, что пока песни не приходили, это Светлану очень мучило. Она даже попросила прочитать ей «мини-лекцию» о том, какими народными средствами можно приманить вдохновение. Вроде того, что «...нужно сесть в 11 утра и начать ломать голову, что-то писать. Продолжайте так делать несколько дней. Первые два стиха можете смело выкинуть. При этом еще добавьте несколь¬ко порций чужих песен для прослушивания и чужих хороших стихов для прочтения, чтобы подстегнуло...» Такая примерно секция. Мне было страшно лестно, что Свете это нужно и что я..,, короче, не важно. И вот я рассказываю, а Света даже помечает что-то. А потом радостно так загорается и говорит, что у нее есть новая песня. И убегает наверх. Послушали мы музыку в на¬ушниках, поговорили и потом пошли с моим директором Олей по своим делам.
«Тебе понравилось»? - спрашивает Оля у меня на улице.
«Хорошая, - отвечаю, - песня, глубокие такие стихи». И дальше продолжаю о своем: «Ну неужели, неужели нужно мне именно 10 лет, чтобы такие залы собирать?» Это мой любимый пунктик наших диалогов с директором. И тема «чтобы все и сразу» вол¬нует меня страшно и заставляет терзать своего директора и всех остальных.
«Тебе не понравится, что я скажу, - говорит Оля, - 10 лет нуж¬но, чтобы начать писать вот такие песни».
В тот день, когда мы снимали Свету для фильма в Питере, ге¬роиня картины возила нашу съемочную группу на своей машине с точки на точку. В багажнике прыгали какие-то вещи. «Да это Смирнова вещи», - пояснили нам. «Это какого, это Светиного тренера по настольному теннису?» «Да, он уже пожилой дядеч¬ка, - поясняют нам, - у него же есть свои родственники, а Света все равно ему помогает. Вот недавно у нее мобильный телефон попросил - купила. Вещи вот его в стирку отдает, увозит-приво¬зит, уже проще ему машину стиральную купить». Мы съехали с какого-то фигурного моста, Света показала рукой, не отрыва¬ясь от дороги, что Смирнов живет где-то тут поблизости, ладно, решили мы, заедем забросить ему сумки потом. Как нам с неко¬торым сожалением поведал голос с переднего сидения, в Светиной реальности постоянно присутствуют старые друзья, бывшие близкие люди и просто хорошие знакомые, которые приходят пить водку и разговаривать длинные разговоры. Часто просят деньги, и Света дает. Отвозит их по их делам, как нас сейчас. А про Смирнова, я помню, Света говорила: «Благодаря ему я стала писать песни. Это дань и ответственность, спустя 23 года». Дда, а у меня-то люди в жизни ротируются и растворяются в бу¬шующем настоящем. Есть о чем подумать.
Мы ехали на страшной скорости от Лиссабона к океанскому побережью. Ехать надо было часа два, за рулем была Света. Я во¬обще терпеть не могу быструю езду, считаю, что это какая-то глупая бравада, а тут мы неслись как-то ровно так и уверенно, что даже у меня не возникало беспокойства. И потом, конечно, дорога была получше, чем у нас. При этом сомнения в трезвос¬ти водителя таки были.
И вообще в этой Португалии было так прекрасно: все залито солнцем, белые дома, теплый океан - райское место одним сло¬вом. Света была загорелой и в отличном настроении. На шее у нее вполне недвусмысленные следы. «...Так вот, - говорю, - у меня друзья-скрипачи. И один раз (все пока выходят из маши¬ны и заносят вещи в дом, Света закрывает калитку) они меня по¬звали на скрипичный концерт в консерваторию. Первый раз в своей жизни иду в консерваторию, а там все с такими вот си¬не-фиолетовыми пятнышками на шее (тычу в Свету). Мне потом друзья объяснили, что это им скрипки натирают». «Да, - под¬тверждает Света, - так и есть. Только скрипку на другом плече держат, с другой стороны». И смеется.

Света: Я вообще не считаю, что любовь может быть трагической. Если любовь возникает - это вообще большое счастье.
Я: Ну у нее должен быть хеппи-энд?
Света: У меня другое понятие. Это значит, что если мне кто-ни¬будь понравился, и человек мне ответил взаимностью, и мы с ним трахнулись, и у нас все заебись - то значит хеппи-энд? Для меня хеппи - это если ты чувствуешь движение души и тебя прет, ты начинаешь писать стихи. Тебе человек не от¬вечает взаимностью, ну и хрен с ним. Тебе достаточно просто посмотреть на свет в его окнах. Ты можешь просто засунуть ему какой-то цветок в дверь, позвонить и убежать. Возникшее чувство - это уже чудо. У любви не бывает счастливого или несчастливого конца. Она либо есть, либо ее нет. А вот если ее нет, вот это пиздец, это плохо.
Я: А скольких она любила, мы не знаем...
Света: А зачем? Ну при чем здесь арифметика? Знаешь, важнее в данном случае, конечно, принцип сложения, нежели вычитания. Вот если б ты спросила, скольких я разлюбила, я б с удо¬вольствием тебе сказала: никого. Все со мной. Все равно все остается навсегда.

В этой благословенной Португалии Света просто светилась. Например, один день светится. А на другой вроде бы тоже, внеш¬не, а понятно, что градус падает. И ходит по дому с пакетом, пол¬ным разноцветных лекарств. И, по-моему, от разного. И тут мне становится ясно, что не все так уж бесследно проходит для ее здоровья, и еще понятно, что снаружи может быть совершенно не видно, что с ней в данный момент действительно творится. А на следующий день вроде бы опять источник забил, веселимся, играем в шарады «а вот какую я знаю замечательную пионерскую игру» и не вылезаем из воды. И наблюдая эти колебания, я ду¬маю: вот как все обстоит, блин, хочется Свету поберечь, хочется чаще радовать. А потом себе же отвечаю: а вообще-то есть кому. И слава богу. И тут же мимо меня пробегают ноги, и доносятся довольные возгласы среди брызг...

Света: Мне всегда очень везло с людьми по жизни. Все мои лю¬ди, которых я любила - это мои учителя. Кстати, такой чело¬век, который меня не может ничему научить, наверное, тако¬го человека я не могла бы полюбить.

Лежу я в тени под скалой. Вся компания спокойно располага¬ется на открытом солнце, а я этого не люблю. И поэтому упол¬заю за угол. Оттуда мне отлично видно, как точки удаляются по гладкой воде куда-то, где нет буйков. Здорово, что мы знакомы, дружим и что я - тут. А вот была бы Света пафосной артисткой, ничего бы не было. Знаю кучу разных певцов-певиц и среди рок-исполнителей тоже, не будем тыкать пальцами, с которыми вме¬сте оказываешься в одной компании, и они себя ведут, как будто их сейчас с трона сбросят. Я это понимаю, так они в центре вни¬мания, а так еще кто-то появился и на внимание претендует. Мои злобствования прерывает горсть водорослей. Принесли из океа¬на и бросили на меня. Хорошо же, елки-палки, как хорошо.
Диктофон шелестит. Я расшифровываю финальную часть нашего разговора и набиваю последние строчки.

Я: Ну, хорошо, Светлана, ты не певица в высоком смысле слова, не Пахмутова, ты не рок-звезда, а как ты себя называешь?
Света: Я авантюристка Сурганова, я Сурганова - авантюристка...