Я понимаю, что я не психолог, но психологи вокруг меня....мне надо учиться и еще раз учиться. Совсем я "поплыл"

это мысль елфа, высказанная вслух в жж.... и легче от нее не становится

Она была ребенком. С первого взгляда и нельзя было даже этого сказать. Казалось, что потрясающе разношерстная компания всех возрастов была ей вместо семьи, посреди Арбата она чувствовала себя как рыба в воде. Подобно всем обитателям этой городской жилы, она умела утешать депрессивных подростков прямо посреди улицы, ей ничего не стоило собрать вместе толпу людей, которые в другой жизни даже не заметили бы друг друга. Она часто смеялась и улыбалась. Даже когда она злилась, хитрая искорка предательски бегала у нее в глазах. Это была видимость, но, что важнее, лишь первый слой этой видимости. Если посмотреть внимательнее, что-то странное иногда проскакивало в ее разговоре, движениях... Словно наружу рвалась и уже готова была прорваться взрослая, здоровая женщина. В такие моменты голос ее ломался, как у мальчика, а интонации приобретали грубоватый, но точный оттенок. Но чтобы это заметить, надо было очень внимательно слушать. Потому что внимательно смотреть было невозможно. Почуяв на себе взгляд, она щурилась и скакала из стороны в сторону, пропадая из поля зрения и вынуждая вас вертеться волчком. Однако ничего не стоило сделать серьезный вид и навязать ей глубокую беседу о вечном. Этот орешек она щелкала играючи. Возможно, это были единственные моменты, когда она соответствовала своему возрасту. И вот где-то здесь и проходила неощутимая граница, эфирный кордон, переступить который было непросто как с одной, так и с другой стороны. Создавалось впечатление, будто она постоянно одергивает саму себя, ни разу не позволив никому стать ближе. Этот шаг она делала - если делала - только сама. И, конечно, никогда до конца. Это постоянное одергивание себя и других на первый взгляд казалось самой сущностью ее натуры, краеугольным камнем ее мировоззрения. И тогда тем более ставили в тупик ее слова, сказанные тем, кому удавалось оказаться на ознакомительной экскурсии по ту сторону черты, и кто был достаточно наивным, чтобы считать, что там и останется. Так похоже на желание свободы, ее поведение все же отдавало каким-то неуловимым душком насилия и внутреннего несогласия. Хотя, разумеется, никто не мог поручиться за верность своих догадок. Как для подростка, такое расхождение потребностей и принципов было нормальным. Но чтобы относиться к ней как к подростку требовалась изрядная доля самообладания и уж совсем не линейное мышление. Потому что глядя на нее, казалось, что ее веселье и прыжки сливались с ней как кожа, и однажды сказав дельную вещь с серьезным лицом она навсегда отпечатывалась как взрослая, сознательная и удивительно практичная девушка. И даже ее роль вселенской матери, в которой она, скорее всего, даже не отдавала себе отчета, не разрушала, а лишь дополняла ее образ. Неброский, нестранный, но удивительно гибкий образ, под которым где-то очень глубоко скрывалось что-то, что до сих пор так и не было распознано - там была она, смотрящая на мир изнутри своего тела как в перископ. Похоже было, что она одинока по сути своей, и даже найдя друга навсегда останется человеком за компьютером, играющим в жизнь в команде с другим, сидящим за тысячи километров от нее - тем, кто считал себя ее другом. Да и другом ее мог стать только такой же игрок, отделенный от нее двумя стеклами мониторов. Человек без возраста, человек без облика. Словно агент спецслужб, официально мертвый. С сотней лиц и поведений, вечный ребенок, когда-то потерявшийся в жизни как на рынке и ищущий свой путь сквозь дебри сумок, юбок, пакетов, прилавков, грузовиков, закоулков и туалетов жизни. Понимал ли ее хоть кто-нибудь до конца? Не знаю, господа, ой не знаю...