В колонках играет - незачем.
Настроение сейчас - и пока спокоен враг...

Сюда с трудом проникал свет. Это была не средневековая темница, но света тут всё равно недоставало. Наверное как и во всех темницах, казематах и карцерах, как в данном случае. Зиар просто сидел на жесткой скамейке, стоявшей вдоль всей стены, и смотрел в маленькое круглое окошко, находившееся далеко наверху. Через него – единственное освещение камеры, кроме сигнальных ламп, загоравшихся только по тревоге, - в помещение попадали солнечные лучи, создавая внутри темный полумрак, навевающий страх, одиночество и тоску. А если при этом обитателя карцера ещё и терзает совесть, то пребывание там становится и вовсе невыносимым. Он знал, что её скоро приведут. Скоро и она почувствует на себе всю давящую боль этого места, служащего своеобразной камерой пыток для всех заключенных. Он-то знал, за что страдал, а за что будет мучиться она? И он не находил ответа на этот вопрос. Вдруг послышались шаги. Они гулко стучали по металлическому полу, кажется, приближаясь. Зиар вздрогнул, по телу пробежали мурашки. Да, шаги приближались. Вскоре энергетическое поле, плотно закрывавшее вход в камеру, исчезло. Напротив же входа, в коридоре, зажглась большая желтая лампа, в камере – маленькие красные. От резкого света Зиар на мгновение зажмурился. Из коридора на него смотрело четверо охранников, но вскоре мимо них в сопровождении пятого прошла девушка. «они даже не надевали на неё наручники. Знали, что не убежит. Что даже не подумает убегать,» - Зиар отвернулся. Лучше бы она вырывалась, кричала и ругалась, а потом бы набросилась с кулаками на него. И это было бы справедливо. Но девушка лишь тихо вошла, приветливо улыбнулась ему (да, ему казалось, что он видел, разглядел в неясном свете, как она дружелюбно улыбнулась ему, как она всем улыбалась при встрече, даже если у самой на душе кошки скребли) и не спеша села напротив на скамейку у противоположной стены. Охранники ушли, вход опять был закрыт, свет погас.
- А мы ведь с тобой так и не виделись со вчерашнего дня, - почти шепотом произнесла девушка, - Так быстро… Я сегодня только проснулась, а они уже пришли. И заколку даже забрали, как колюще-режущий предмет, - она пожала плечами, словно извиняясь за распущенные волосы, - Эй, Зиар, - девушка хотела было подойти к другу, заметив, что тот никак не отреагировал на её слова и продолжал сидеть, опустив голову на руки, опершись на колени. Но парень вдруг упал на колени перед ней и, не поднимая глаз на девушку, воскликнул:
- Аврора! Аврора, прости меня! Я, я не… Это всё излишки моей расы… Ты же знаешь, кражи, убийства… всегда в этом винили нас! Как дроу в ваших фэнтезийных книжках, мы всегда были темной расой. А ведь тогда, тогда, помнишь, я ведь мог убить Кассандру! Мог убить и убил бы… Не знаю, что меня остановило… А теперь ты…ты здесь…аврора, прости! Я всё вру про расу, это всё я, я! – он уже кричал, но потом снова перешел на шепот, в отчаянии прислонив голову к коленям девушки, - Ави, кем я стал? Почему? За что я мучаю и тебя и всех? За что ты здесь? За что ты умрешь? Ави, - он тяжело глотнул воздуха и, запинаясь, продолжил, - Ави…прости, прости меня…
Аврора медленно гладила друга по голове, потом тихо опустилась на пол рядом с ним на колени:
- Зиар, - прошептала она, - Зиар, посмотри на меня, - девушка подняла его голову, не отпуская рук. Глаза парня опять горели ярко-красным. Так бывало всегда, когда он что-то сильно чувствовал, - Ну что ты…Теперь всё хорошо…ты всё понимаешь, Зиар, поэтому теперь всё хорошо. А я, ты же знаешь, я не… не сержусь на тебя. Не терзай себя, Зиар, не надо. Это не поможет. Теперь нам с тобой может помочь только Небо. А если нам суждена смерть, что ж, значит, пора… Ну что, мир? – она слабо улыбнулась. Зиар успокоился. Девушка опустила руки.
- Мне бы твое отношение к смерти, - мягко усмехнулся Зиар. Аврора ответила ему тем же.
- Может, и ты придешь к этому, - заверила его девушка.
- О, ну что ты, это прерогатива гениев, - Зиар комично раскланялся.
Узники от души рассмеялись и, встав с холодного пола, уселись на лавку, которая перестала казаться такой жесткой. Свет из окошка казался не блеклым, а скорее таинственным, а жизнь не заканчивающейся, а странным образом изменившей своё русло.