Настроение сейчас - заметенные поля васильковые

Держусь одной рукой, раскачиваюсь взад-вперед.... Ничего не происходит,я не падаю,хотя должна упасть вот-вот, прямо в снежную яму - грот и меня занесет метелью, это последние прибежище я назову постелью. Слова будут просачиваться сюда только в буквы раздробленными, чтобы их смысл не доходил, чтобы я никогда не узнала, кого и как, и где, и скольких ты потом любил. Я буду лежать нервно моргая, распахивая глаза на тихое дуновение ветра, я буду себя держать на поводке, не отходить от себя на расстояние больше метра. Повешу в убежище тусклый старый фонарь, такой как в сказке у Ганса, не будет до весны ничего, кроме такого туманно-сумеречного декаданса. Эфир свой заполню парами абсента, руками холодными буду крапалить память, вытряхивая зерна, убирать все ненужное, проращивать в горшках, получать кактусы, пусть лучше уж так, чем себя, такую нежную, ранить. На сердце одену наручники, подкойвойное, хватит биться,заливаться в конвульсиях, мы с тобой, милое, больше не впустим красивых и умных, а знаешь вообще ни кого лучше не впустим! На ночь просматривать старые часы песочные, подглядывать за облаками в скважины замочные, радоваться звукам из ниоткуда, шепоту своему, как какому-то чуду...
А я все представляю, одной рукой держась, в потоках закручиваясь, кружась, не поддаваясь ветру на милость, откуда такая упертость, упрямость, чуть ли даже не зловредная ехидность. Но я буду лететь пока силы не кончатся, пальцы когда-нибудь разожмутся все же, я отпущу свой зонт или он, не выдержав меня отпустит, скажет: «прощай, Мэри Поппинс, прощай навсегда»... Скажет тихо, в миг наполняясь обидным ветром, холодной грустью... А я буду падать и понимать - это не я волшебная, это он, однажды, позволил мне летать