Он — один из тех евреев, которые внесли свой неповторимый вклад в русскую культуру. А может, точнее, в субкультуру, каковой является бардовская песня. Неподцензурная, самиздатская, не допускаемая к теле- и радиоканалам (хотя и не политизированная) самоорганизующаяся в лесах, на квартирах, на полулегальных концертах.

Еврей в России хуже,
чем масон.
Совсем один в процентном
отношеньи,
для сотни коренного
населенья
он превращает жизнь
в кошмарный сон.


Он вездесущ.
Он за любым плечом.
Он в банке, на нехоженом
газоне,
в курятнике,
в правительстве, на зоне,
и все ему, прохвосту, нипочем.


В его руках — почтамт и
телеграф,
заводы, казино, аэродромы,
на совести — славянские
погромы
и что-то там насчет
гражданских прав.


И, в чью б ты родословную
ни вник, —
у каждого прабабушка —
из них.

Владимир Исаакович — наполовину одессит, у него здесь были «двоюродные», но давно разъехались на историческую родину или в другие, более сытные ареалы диаспоры. Сам Берг (так называли его друзья) практически всю жизнь провел в России: родился и учился в Саратове, жил в Краснодарском крае, потом в Москве. Стихи начал писать еще в младенческом возрасте, песни — в первом классе школы.

В середине 90-х Владимир Ланцберг стал членом Союза писателей России. Нелегальное раньше хобби — петь песенки — превратилось в достойную профессию, обеспечивающую уровень жизни московского среднего класса. Его гастроли, кроме России, не раз проходили в Израиле, Германии, США — там их организовывали русскоязычные еврейские общины. Число концертов и городов в каждой поездке исчислялось десятками (особенно в такой большой стране, как Штаты).

— Какой я немец? Такой же, как еврей. Я русский бард, — говорил Берг. Он и умер, как русский, в возрасте 58 лет — ровно такова сейчас средняя продолжительность жизни в России и в Украине. Свое еврейство он не нес над собой, как знамя, но и не стеснялся его, пел, легко и блестяще шутил по этому поводу.


Самиздат, в объеме которого Берг был на порядок больше редактором и издателем, чем автором, превратился в легальные поэтические и нотные издания узкого спроса. Их не признают ни консерваторские эстеты, ни широкие массы. Но в детских и молодежных лагерях, когда не случается под рукой киловаттных колонок, а есть только звуки леса, прибоя, реки и уют огня, тогда в торчащих на роке подростках просыпается дремучее человеческое. Они на чуть-чуть подзабывают «Гражданскую оборону», которая вообще рулез, но хором ее неудобно, и поют нечто, не помня где услышанное, не зная автора, не зная жанра, не зная, толком, себя: «Послушай, парень, ты берешь нелегкий груз!»
http://malech.narod.ru/fakt8.html