Перечитываю «Таинственный остров», одну из моих любимых в детстве книг. Желание у меня возникло после тоски по этому самому детству, по защищенности, по радости от спокойных часов, проводимых за чтением.

Интересно, что мне удалось снова все это почувствовать, как только я раскрыла этот приключенческий роман. Вернулось все – интерес к описываемым событиям, гордость за удачливых и умелых героев, фантазии на тему «а что бы сделала я в такой ситуации». Все лучшие публикации, предназначенные для мотивации на различные бытовые и рабочие подвиги, просто блекнут по сравнению с этой книгой.

Интересно, что я успела забыть многи важные события в повествовании, хотя до этого читала роман много раз снова и снова. Забыла, например, что на пещеру, в которой жили герои, напали обезъяны, что они отбивались от нападения диких животных, что они спасли на другом острове другого кораблекрушенца. Вот помню только, что в какой-то момент группа распалась, кто-то с кем-то поссорился, а кто-то серьезно заболел. Но пока что я до этих событий дойти не успела. А может быть, они не смогли меня так потрясти, как в детстве, потому что болезнь-то уже какая-то была: их верная обезьянка была ранена в бою, но она быстро поправилась. Между прочим, собаку я помню, а что у них потом появилась и обезьянка – это я уже успела прекрасно забыть.

И еще почему-то никак не придет это чувство эмоциональной сопричастности к событиям, которое у меня выражалось раньше в том, что я как бы переживала это время, проводимое колонистами на острове, почти в реальном режиме. Особенно ясно это становилось где-то во второй половине книги, когда автор подчеркивает разницу в положении героев в начале, когда они только очутились по воле судьбы на острове, и потом, когда они уже смогли создать настоящую колонию, обуздать природу и обустроить свой быт. И раньше меня всегда потрясала, какой была жизнь этих людей «раньше и теперь». Сейчас я отношусь к этому более спокойно.

Где-то перед внутренним взором у меня всегда возникают картинки, описываемые в книге. Теперь поселенцы в моем представлении живут совсем в другом месте на острове, не на том, на каком они жили раньше. Т.е., читая книгу заново, я вижу совсем другие образы. Я начинаю понимать, почему говорят, что книга-то одна, а вот сколько будет читателей, столько и мнений. Вообще, меня всегда мучил вопрос, а что, если мы все называем зеленый цвет зеленым, видя при этом совершенно разные цвета? Что, если я говорю «желтый» и вижу свой желтый, а другой человек смотрит на мой желтый и называет его «желтым», а видит его моим красным?

Поражает хладнокровие, с которым они убивают животных, будь то ради еды, ради добычи жира или ради одежды. Ясно, что героям нужно было просто выжить, но автор ни слова не говорит о том, что может быть, хотя бы одному из обитателей пришлось бы привыкать к этой суровой необходимости. Даже к собственной собаке инженер относится достаточно спокойно, именно, как к собаке, не делая из нее «члена семьи». Может быть, это опять говорит о том, как я лично изменилась, стала сентиментальнее. Да и во времена Жюль Верна все было совсем по-другому: да, человек уже стал пользоваться индустриальными достижениями, обгоняя в чем-то по развитию природу, но это применение еще не успело достигнуть современных масштабов. Человек, даже имея на своей стороне оружие и уголь, не мог истребить все живое на планете, как мы могли бы сделать с легкостью сейчас, если бы не существовали определенные сдерживающие это факторы, главным из которых, все-таки, является наше понимание необратимости такого поведения. Поэтому состязание человека с окружающим его подчас недобрым миром проходило достаточно честно, на равных условиях.