…В лес было сложно войти. Путь преграждал пласт льда, намерзший к вечеру на дороге, ведущий от верха к низу сопки, скользкий, напоминавший уменьшенную копию какого-нибудь ледника. Пес спокойно ждал у края пока от него [300x225]отцепят длинный черный поводок, и наконец сорвался и окунулся в привычный для его поры мир: мир Леса, шорохов и прячущихся птиц. Пахло гарью. Если выкинуть из памяти то, что за зимой приходит весна, можно подумать, что лес умер. Настолько он был однотонно, безразлично серым… Подниматься по сопке оказалось тяжело: воздух был холодный и морозил горло изнутри, а телу становилось все жарче от теплой, надетой для ночной прогулки, одежды. Пес редко появлялся в поле зрения, а когда и появлялся, то все время был занят: выискивал следы живших когда-то давно, а за  последние десятки лет не появлявшихся ни разу, зверей и птиц. За проплешиной на, можно сказать, вершине этой вытянутой сопки стояла палатка, сделанная из старых ковров и одеял, рядом сушилась какая-то одежда и ветошь. Пес, отреагировал на свист прежде, чем заметил эту постройку неизвестных хозяев, и побежал обратно, вновь по своим делам. Он радовался последним островкам снега, что не успели сойти еще с северно-западного бока этой змееобразной сопки, прыгал в них с разбега, падал на живот, прятал нос в крупный, разваливающийся снег, ел его. Потом бегал кругами, играл сам с собой, с лесом. Потом не то устал, не то надоело, сел и стал слушать тихую-тихую песню. Даже грызть ветки перестал, только всматривался в даль и бесшумно втягивал воздух. От того становился видом гораздо старше и совсем не казался глупым и наивным. Там внизу и чуть справа (а если вспомнить, то и сзади, но тоже внизу) жил город, были видны дымящиеся трубы, дымящиеся все тем же безразлично-серым дымом, ехали в последний рейс автобусы, можно было услышать шаги группы людей, которая куда-то спешила.

Солнце сбросило желтую чешую и теперь светилось, будто древний рубин, красным почему-то пугающим светом. На некоторых деревьях теперь замечались засечки. Видимо это будет их последняя весна. Город пожирал Землю. Безразлично-серые языки уже оплели почти ее всю – асфальт дорог, цемент строений, грязный снег (даже в этом лесу…), ума и души людей – все покрылось тяжелой пылью, грязной, серой пылью.

Дорога из леса была трудной. Под листьями намерз лед, его не было видно, а склон был крутой и длинный. Над дымящейся от не потухшей сигареты мусоркой, непонятным веществом была выведена надпись «Прогул собак запрещен». Рядом на песочнице, погребенной под постаревшим снегом, сидели мамаши с желтыми ногтями, следили за замерзшими детьми. В подъезде нестерпимо воняло мочой и сырой гниющей шерстью. В лифте под разными цитатами неизвестных авторов виднелась надпись «Провоз собак запрещен». В голове всплыла мысль «Надо бежать отсюда. Далеко. Быстро. Навсегда». В мире витало предчувствие войны.