"Не могу же я ради тебя вдруг развить бешеный аппетит."

В этой фразе - всё. Все отношения, реальные и идеальные, между мужчиной и женщиной. За этой фразой словно целая жизнь, нет, тысячи жизней и историй, такие разные и похожие судьбы, решения, слова, чувства - или их иллюзии.

"...он <Флобер> с такой неврастенической одержимостью ищет le mot juste <точное слово>... <...> Не только психоанализ и всякая такая штука, но в каком-то отношении и это. <...> ...ни один из этих настоящих, ну, первоклассных авторов - Толстой, Достоевский, наконец, Шекспир, чёрт подери! - никогда не ковырялся в словах до потери сознания. Они просто ПИСАЛИ - и всё."

Я просто в шоке от этой идеи. Не читала Флобера, да и никогда не задумывалась о каждом слове. С полным, как мне кажется, правом считаю это чем-то вроде совета на будущее [возможное] писательство.

Я влюблена во Фрэнни. Я имею в виду, что она не идеал и не божество, но она чем-то сродни Симору в моём мировоззрении. Эта её последняя выходка с религиозным повторением чужда мне, хотя и является прямой причиной возникновения той Фрэнни, в которую я влюблена.

Я понимаю то что-то, не дающее мне покоя, вызывающее нечто вроде неприязни к Сэлинджеру. Выражаясь точнее, он мне попросту слегка чужд, или нов, или непривычен.
Поясню: литературу я воспринимаю более всего как какие-то идеи, выраженные литературным слогом. Слог же Сэлинджера более похож на неразвитую разговорную речь подростка. Да нет же, ничего плохого я не имею в виду, тем более что эта недоразвитая речь является неким приёмом, частью атмосферы и идейной концепции. Но я, честь по чести, считаю этот слог неоправданным. Потому и не могу ставить Сэлинджера в ряд любимых авторов.