Я смотрю на свои руки, а кончики пальцев чуть заметно подрагивают. От страха ли, от холода? От напряжения? А ты сидишь напротив меня, смотришь в угол, и я жду, что же ты, в конце концов, скажешь. Но ты молчишь, молчу и я. Слышно только как ветер завывает за окном, да где-то у соседей играет музыка. Мягкий свет настольной лампы освещает тебя слева, чуть золотя волосы. За окном темно и я вижу твое отражение в стекле. Смотрю на лампу, на тебя, в окно, потом снова перевожу взгляд на свои руки. Хочу спросить, почему тебя так долго не было, где ты был, что с тобой случилось. Но ты молчишь, молчу и я. Ты пришел и, не говоря ни слова, сел на стул и замер, даже не снял ботинки и свое любимое зеленое пальто. А я сижу напротив и жду, что же ты, в конце концов, скажешь. Часы начали бить десять, и я вздрогнула от неожиданности, а ты даже не шелохнулся, эти часы всегда пугали меня своим боем, а ты смеялся надо мной. А я уже забыла, как ты смеешься… Я закрываю глаза и кажется, что тебя тут нет и не было никогда. И мне хочется спросить, здесь ли ты, был ли ты тут вообще когда-нибудь, но ты молчишь, молчу и я. Зазвонил телефон, но я продолжала сидеть, положив руки на колени, а ты все так же смотрел в угол. Телефон замолчал, но почти сразу же зазвонил снова, а мы продолжаем сидеть друг напротив друга, не говоря ни слова. Мне уже кажется, что от долгого молчания я совсем разучилась говорить, и я глубоко вздыхаю, собираясь спросить тебя… внезапно порыв ветра распахивает окно, и мелкие снежинки залетают в комнату, лампа гаснет. Я поспешно закрываю окно, но, когда оборачиваюсь, вижу что тебя нет. И я так и не узнаю, зачем ты приходил. Ведь ты умер два года назад… Я медленно иду к столу и включаю лампу. На столе лежит листок бумаги, на котором лишь одно слово: «Прости». Сегодня прощеное воскресенье.