В жизни Кешки очередной день изначально не сулил никакой радости. Батюшка Сидор частенько говорил на заутренней службе: "Инокентюшка, - друг ты мой яхонтовый, остригись и становись прислужником алтаря - все то будет у тя лепо". На что Кешка по батюшке Даниилыч начинал ковырять в своем необъятном носу, словно потерял там зонт в дождливую погоду, и мычал имя матушки Инны Христофоровны, при этом добавляя, почтенный старец Сидор. Получалось что - то навроде: «Инн на благолепный батюшка Сидор».
При всем скептическом отношении к религиозной службе, Инокентюшка порой всерьез задумывался над тем, чтобы стать кем-то другим, нет, не обязательно священником, а хотя бы просто духовно чистым и развитым человеком.
В пределах его нынешней ипостаси сохранить душевную девственность было тяжеловато. Папка Даниил Серамофимович был алкоголиком с …цатилетнем стажем, встречал он обычно Кешку ударом в нос и похлопыванием по затылку. Мать была институткой, те закончила недавно пансион благородных женщин, вообщем процветала на поприще услуг институтского благолепия.
В голове Кешки зрели планы. Он хотел вырваться из замкнутости ентой убогости.
Шанс вскорости представился пьяный батька в очередной раз смотрел выключенный телевизор с неистово зажатой в руке бутылкой водки. Кеша взял дедов армейский ремень и задушил старика-отца. Сам же Кешка в ужасе от содеянного решил вскрыть себе брюшину и выпустить "хари" на свободу. Сказано-сделано внутренние органы оказались на полу, сам он воспарил в небытьё. Вошла мамка, увидала истерзанные тело мужа взглянула в бессмысленно-закатанные глаза Кешки, хмыкнула, почесалась
и пошла мыть руки в предвкушении вкусной сплетни с соседкой-беспроцентщицей.