ЕВГЕНИЙ ГРИШКОВЕЦ: «ОТ ЮМОРА НА ТЕЛЕКАНАЛАХ ВОЗНИКАЮТ ТЕ САМЫЕ ТОСКА И СКУКА, ЧТО В СОВЕТСКИЕ ГОДЫ ОТ ПРОГРАММ ТИПА «ВРЕМЯ» ИЛИ «СЕЛЬСКИЙ ЧАС»


Спектакли Евгения Гришковца теперь можно увидеть и по телевизору — правда, в мини-формате. На канале СТС каждый день выходят полторы минуты «Настроения с Гришковцом»: в своей фирменной манере чуть запинающегося и не очень уверенного человека Евгений Гришковец говорит со зрителем о чем угодно — от вкуса малинового варенья до распустившегося цветка. О моде на Гришковца актер и режиссер рассказал в интервью «ВМ». Правда, в полторы минуты уложиться не удалось.
Евгений Гришковец вошел в кафе в больших темных очках и первым делом убрал с камина откровенный снимок обнаженного мужчины: «Что-то не нравится мне эта фотография». Потом заказал свежевыжатый сок и начал беседу. В темноте зала казалось, что я сижу на маленьком спектакле Гришковца — он говорит своим неспешным, чуть удивленным голосом, подбирая слова для простых и сложных вещей, и как будто обращается только к тебе.
— Ваша программа называется «Настроение с Гришковцом». А какое возникает настроение, когда рядом Евгений Гришковец?
— Смотря у кого. Если это совсем близкие люди, то я надеюсь, что возникает такое спокойствие. Поскольку дома я бываю не так уж часто, то стараюсь все-таки быть хорошим отцом и мужем. С друзьями, приятелями или просто с людьми, с которыми я коротко знакомлюсь в процессе гастролей, — не эйфорийное, но по возможности хорошее. Я не люблю пикироваться в шутках или спорить, затрачивать на это душевные силы свои и собеседника. Если то, что высказывается в компании, совсем расходится с моим представлением о мире, я скорее замолкаю и стараюсь покинуть компанию. Во все эти жестокие дискуссии не вступаю.
— А у вас какое чаще всего настроение?
— О нет, этого я не смогу сказать. Разное настроение. Но в процессе общения нужно немножко забывать про свои собственные настроения, во всяком случае, их не демонстрировать. Даже если у тебя очень хорошее настроение, но оно не совпадает с настроением твоего собеседника, лучше это не показывать. Это уже будет сродни хвастовству.
— Вы начинали с театра, сейчас еще и пишете книги. И тут вдруг телевидение — не низкий жанр?
— Нет, это просто дополнение к тому способу существования, который у меня есть, и к тому персонажу и образу, которые я создаю. Персонаж в полутораминутной программке не очень отличается от того, который люди знают на сцене. Просто здесь и тема, и сам способ высказывания попроще. Надо понимать, что это практически ежедневная передача, которая выходит в течение года, это 250 монологов. Глубокую тему за 1,5 минуты не раскрыть, а на 250 монологов никакой темы не хватит. Поэтому есть возможность говорить о том, что является повседневными радостями, или наоборот- повседневными тревогами, то есть мелкие, в общем-то, тревоги и радости, но они с нами ежедневно. Это не низкий жанр, это вообще не искусство — я не отношусь к тому, что я делаю, как к искусству. Такой формат мог прийти в голову только продюсеру — Александру Цекало. Он как продюсер и человек, который производит телевидение, счел возможным пригласить меня на свой канал, а я, рассмотрев это предложение, счел его возможным для себя.
— А сами смотрите ТВ? В последнее время у известных людей стало модно или вообще не смотреть телевизор, или смотреть, но ужасаться.
— Периодически смотрю. Так же остаюсь в ужасе, но что-то меня там радует. Я привык с детства смотреть телевизор. Другое дело, что у меня сейчас на это меньше времени, чем в детстве. Единственное — раздражает реклама, которая перебивает любимый фильм. Смотрел пару сериалов, но не с начала и не с конца — так, несколько серий. Потому что любопытно, чем же люди занимаются. Ведь производство сериала — это довольно долго, как минимум больше года жизни, и вот на что люди тратят сейчас свое время, а другие это смотрят? Ну и новости смотрю, канал «Культура».
— И какое впечатление от ТВ?
— Не худшее и не лучшее, чем в перестроечный период. От юмора на каналах возникают те самые тоска и скука, какие возникали от просмотра программ типа «Время», или «Лучше и больше хороших товаров», или «Сельский час». Нет, «Сельский час» даже была более содержательная программа, чем то огромное количество телечасов, которое заполнено юмором.
— Ваша программа тоже по-своему юмористическая.
— Нет-нет, в моей программе юмора совсем нет. Она может быть забавной, но там не юмористический смех. Я совершенно не умею производить шутки. Если бы умел, наверное, производил бы, но я не умею. Но с юмором, конечно, на телевидении совсем худо. Я не поклонник программы «Комеди Клаб», но в ней, по крайней мере, можно найти что-то современное. Там все-таки молодые люди, и довольно отчаянные. Но то, что идет по главным каналам, государственным, — это юмор, который производится чуть ли не какой-то государственной фабрикой или предприятием для государства. А то, что делает государство для государства, всегда было некачественным.
— О вашей программе сказано: «Это маленькие истории больших открытий». А сегодня вы уже успели сделать большое открытие?
— Да, сегодня совершенно конкретное. Утром я проснулся около восьми, и уже было очень яркое солнце, вот так вот стоящее (показывает). А до этого в каком-то кафе меня узнали и подарили маленькую веточку багульника. Багульник же у нас не растет, значит, его привезли из Сибири. Я его поставил в водичку, и он стоял, уже даже начал засыхать. А сегодня я увидел, что он распустился — один цветочек беленький. Меня это порадовало. То есть это было не мое открытие, а открытие этого цветка — он открылся просто, но это явно весеннее событие, которое не может быть не радостным.
— И сколько таких открытий может произойти в день?
— Немного. На большое количество открытий не хватит эмоциональных сил. Сколько раз в день можно с удовольствием поесть? Только один, и то если ты проголодался.
— Бывает, что вам надо записывать программу, а открытия не случилось?
— Бывает, конечно. Например, в один день мы записали штук 20 сюжетов, а на следующий не смогли и 10. Ну не получается, не идет, или чувствуется, что эта тема высосана из пальца и для нее не находится нужных слов — значит, надо ее отбросить. Или есть очень важные и актуальные темы, для которых еще не нашлось слов. И тогда они откладываются на полку и ждут, когда слова найдутся. А они могут и не найтись — тогда тема не прозвучит.
— А кто-то может вам подсказать идею для программы?
— Да, так бывает. Вот Саша подсказал мне такую тему: знаете, зимой лужа замерзает, снегом занесет, а потом дети катаются, идешь по дороге и видишь такие полосочки льда. Саша сказал, что по-украински это называется «скользанка». А я вдруг понял, что в русском языке нет для этого слова — видите, мне пришлось долго объяснять, что это такое. Хотя ясное дело, что вот этих луж замерзших в России гораздо больше — и страна больше, и холоднее. Меня поразил феномен: явление есть, а слова нет, я про это и сказал.
— Как думаете, ваша жизнь всегда будет давать пищу для открытий?
— Я думаю, да. Меняется возраст, в каждом есть новые ощущения — как радостные, так и не очень. Появляется довольно большое количество людей, и любой, с кем ты вступаешь в жизненный тесный контакт, — это интереснейшие открытие и событие. Так же много и неприятных открытий — те же самые люди могут разочаровать, удивить. Другое дело, что не всякие события могут быть осмыслены художественно и перенесены на художественный язык, стать чем-то интересным.
— Как вы нашли эту манеру общения со зрителем — как будто доверительно рассказываете что-то близкому другу?
— Она так из жизни и возникла, потому что у меня другой манеры-то нету. Просто когда я на сцене или перед камерой, то понимаю: этих людей довольно много, но тем не менее они все очень конкретные — сегодняшние люди, которые живут со мной в одной стране, знают те же самые новости, что и я — кто-то более осведомлен, кто-то менее. У нас у всех сейчас весна, потом наступит лето. И этого уже достаточно для того, чтобы совсем ненадолго — на полторы минуты — занять внимание собеседника.
— Вы недавно сказали, что мода на вас прошла. Но вряд ли вас тогда пригласили бы на телевидение.
— Известность и мода — это разные вещи. Известность может быть связана с модой, но мода — это скоротечное явление. Мода на меня была, но потом она переросла в известность и в интерес ко мне тех людей, которые либо меня вновь открывают, либо им нравится мое творчество. Признаки моей модности — они есть. Сейчас, например, стало модным меня ругать. В Интернете можно найти массу примеров. Это именно отклик на модность. Человек, который меня критикует, хочет быть адекватным, модным и резким. Причем в этих высказываниях я вижу, что люди либо совсем ничего не видели и не читали, либо очень поверхностно восприняли мое творчество и поспешили высказаться, для того чтобы за счет меня быть модными или смелыми, или идти против течения. А общее течение такое: вот я есть в культуре, уже не первый год, и у меня есть свое место. А это место, если вам интересно, можно найти в Интернете, в книжном магазине, в театральном зале и так далее. То, что несколько лет неизменно находится по такому-то адресу, — уже не модное явление, это уже просто часть культурного контекста.
— Классика?
— Ну нет, об этом можно будет говорить лет через 50, наверное. Если что-нибудь останется от моих текстов, пьес — от спектаклей ничего не останется, потому что, пока я их играю, они есть, как только перестану, их и не будет. Вот если останется, то можно будет говорить о полуклассике. Во всяком случае, я этого не желаю. Когда я пишу рассказ или роман, то надеюсь, что он просуществует в литературной среде как что-то интересное и важное для читателя, хотя бы лет 15 — на большее я не рассчитываю.
— Вы сказали недавно: «Мне исполнилось 39 лет, и я ничего не понимаю про этот возраст». За эти несколько недель успели что-нибудь понять?
— Нет, я вообще про возраст не очень понимаю. Я просто стараюсь соответствовать тому возрасту, в котором я живу — не выглядеть моложе или старше, солиднее или, наоборот, доступнее, чем я есть. Потому что если ты расстанешься с возрастом, то не сможешь соответствовать никакому возрасту. Есть большое количество примеров в театрально-артистической среде, когда актер или актриса расстаются с возрастом — не буду называть их, это известные люди. Расставшись с возрастом и тщательно его скрыв, они начинают пытаться соответствовать другому возрасту и уже не могут сыграть ни юный возраст, ни взрослый, ни даже свой фактический, документальный. Они перестают быть людьми, связанными с возрастом и со временем. Лучше быть хорошо выглядящим сорокалетним человеком, чем непонятно какого возраста, который похож на 30-летнего, но чего-то плоховато выглядит.
— Вы не любите тусовки и предпочитаете жить в Калининграде, чтобы всегда можно было ответить на приглашение: «Я не в Москве». А с людьми из тусовки дружите?
— Да, у меня есть друзья среди популярных людей. Тот же самый Саша Цекало, с которым мы сейчас много трудимся вместе — играем спектакль, до этого репетировали. Я не думаю, что он тусовочный персонаж. Хотя он ведет какие-то церемонии, но я вижу, что он тоже бежит от больших компаний — поэтому у нас и складывается общение.
Довольно много известных людей я могу назвать своими друзьями или приятелями. Мы крайне редко встречаемся, и даже кратких встреч нам достаточно для того, чтобы поддерживать это ощущение друг в друге. Но это всетаки не люди из тусовки, а люди, чья известность — не дутая, она заслуженная, и разумеется, интерес друг к другу у нас возникал именно по той причине, что мы сначала знакомились не лично, а с тем, что каждый из нас сделал. Поэтому мы очень дружим, хотя очень редко встречаемся, с Ренарсом — лидером группы «Brainstorm» из Риги. Всегда рад встрече с Ильей Лагутенко — мы, скажем так, приятели. Они известные, модные люди, но это не мешает нам иногда пообщаться — с глазу на глаз, а не в большой компании.
— Вы говорили, что раньше вас часто приглашали на телевидение, но согласились вы впервые. И что вас видели даже в качестве ведущего криминальной программы!
— Да, было дело. Мне предлагали вести что-то вроде программы «Особо опасен», типа документальных детективов, рассказывать истории известных преступлений. Очень настойчиво предлагали, говорили, что это будет интересно. Приглашали в медицинскую программу — правда, я в этом ничего не понимаю, — переводить медицинские темы на человеческий язык. Была масса предложений, нелепых или вполне любопытных, но нужно было именно вести какую-то программу или войти в чужую. А здесь я даже не ведущий программы, собственно, вся она и состоит из моих монологов. Такой программы у нас не было никогда — не знаю, есть ли аналоги в мировой практике. Поэтому стоило попробовать.
— Слышали отклики на программу?
— Откликов зрителей не так много, но они приятные. Я прочел в одном интернет-дневнике: «Посмотреть эту передачу — это как получить неожиданную SMS-ку от хорошего человека». Очень обрадовался.



Ника Драбкина
http://www.vmdaily.ru/