Звезда удивительного свечения
Газета «Слово» № 91 24-25 ноября 1999г.

В ноябре Игорю Талькову исполнилось бы 44 года. Но никто этого вроде бы даже не заметил. По край¬ней мере, СМИ дружно промолчали. Только в Мос¬ковском Дворце культуры железнодорожников про¬шел вечер его памяти.

Гибель Талькова и доныне окружена слухами и ле¬гендами. Точную и емкую оценку его творчеству дала Елена Ипатова в своей небольшой по объему, но на¬сыщенной и страстной книжке «Горькая моя звез¬да», вышедшей в Перми: «Игорь появился на нашей пестрой эстраде крохотной звездной пылинкой. Среди яркого, кричащего, блестящего и активно претендующего на «звездность» он тихо, просто, как-то по-домашнему спел «Чистые пруды». Он был очень неожиданным, уютным, чистым каким-то внутренней душевной чистотой, открытым и неза¬щищенным. Неброская внешность не надоедала, негромкий голос не угнетал, манера исполнения не была навязчивой. Он был таким редким гостем на эстраде, что не вызывал чувства пресыщения, всегда был долгожданным и всегда оправдывал это ожидание. Глубокий и серьезный поэт, тонкий и чуткий композитор, очень органичный, предельно искрен¬ний исполнитель. Звездная пылинка при вниматель¬ном рассмотрении оказалась звездой редкой величины и удивительного, завораживающего свечения».
В 1987—1991 гг. И. Тальков принял участие более чем в сотне гастрольных поездок, 64 крупных кон¬цертах. Снялся в документально-игровых и художе¬ственных фильмах: в «Князе Серебряном» сыграл главную роль, в ленте «За последней чертой» — роль мафиози. После гибели Талькова в трех вышедших книгах «Монолог», «Я воскресну и спою», «Я вер¬нусь» опубликовано 83 стихотворения.
Тальков — культурное явление, проявление глу¬бинной сущности русского человека. Тальков писал и пел не о себе — о России, и потому он — бард, он — нация, он — мы.
Игорь Тальков говорил: в отличие от западного рус¬ский человек в одиночку счастлив быть не может, потому Запад не понимает его. Запад удивлялся, ког¬да в 20-е годы недобитые буржуи и бывшие белые офицеры в парижских кафе при свечах со слезами на глазах пели «По долинам и по взгорьям!». Потому что это не песни, а Родина. Белые, красные, зеленые —классификация была негодной уже тогда. Вот и рок-бард И. Тальков был любим и уважаем всеми — и представителями традиционных мелодических жан¬ров, и советскими поэтами-песенниками, и музы¬кально невежественными толпами рок-фанатов.
Не гений, говорят. До бардовского масштаба Окуджавы, Высоцкого не дотянул-де. Но от того, что жил и писал Пушкин, творения Жуковского и Ба¬ратынского не стали хуже. Тальков был умным, чес¬тным, симпатичным молодым человеком. Занимал¬ся спортом, всегда находился в хорошей физичес¬кой форме, отличался высокой работоспособностью и отдачей на сцене. Имел дружную семью. Погиб в 35 лет, немного не дожив до коварной пушкинско-байроно-маяковской цифры 37. Не забыли мы его.
Нужно было застрелить Игоря Талькова, чтобы мы задумались, почему ныне на русской эстраде царят безголосый нечесаный крикун-бисексуал и лишен¬ный слуха немытый гермафродит, охрипшие от по¬вторения одних и тех же бессмысленных фраз? Что творится? Мы, культурные русские люди, обсужда¬ем какую-то заокеанскую бабенку Монику и секс-гиганта Билла, а русскую песенную культуру отдаем на растерзание.
Мелодичный и самоотверженный борец с фонограммами Тальков мог зародиться и погибнуть только в нашей тысячелетней соборной культуре с культом Правды, Справедливости и Жертвенности. Без фонограмм, лазерных лучей и дымовых завес 99 процентов современных эстрадных певцов и музы¬кантов были бы вынуждены покинуть сцену. Толь¬ко поэтому бард Тальков был обречен...
Поэт Тальков замечательно читал и исполнял свои стихи под музыку. Хорошее чтение или пение соб¬ственных произведений — наша национальная тра¬диция, идущая от Бояна Вещего. Вспомним, Пуш¬кин читал со вкусом, выразительно и плавно, сма¬куя особенно удавшиеся места, известны его знаме¬нитые публичные чтения грибоедовского «Горя от ума» и собственного «Бориса Годунова». Лермонтов выступал перед императрицей с чтением «Демона» и отрывком «Маскарада». Он читал настолько хо¬рошо, что Николай I и шеф жандармов И.Х. Бен¬кендорф, возмущенные поведением главных геро¬ев, простили ему «Смерть поэта» и вежливо попро¬сили примерно наказать Демона за совращение княжны Тамары, а в драме «Маскарад» — «принять меры к примирению Нины и Арбенина». Великий Блок изумительно читал с эстрады свои поэмы. У Есенина был дикторский баритон, схожий по темб¬ру с голосом великого чтеца и актера В. Качалова. Бас Маяковского был густ и неподражаем.
Пусть писание и чтение стихов не всегда закан¬чивалось для классиков благополучно: Лермонтова, в конце концов, сослали, Гумилева расстрелял и, Есе¬нину запретили публиковаться... Потребность бар¬дов самовыражаться сильнее смертельной опаснос¬ти. Талькову повезло: о его стихах тогдашние власти не говорили. Газеты были заняты судьбой растаски¬ваемой страны и не успевали реагировать на бардовские выпады.
Роль бардов усилиями радио, телевидения, печа¬ти, Интернета возросла необычайно.
Но:
С веселым шумом листопад
проносится по саду,
зовет куда-то чей-то взгляд,
но мне туда не надо,
и круг врагов безмерно мал,
а круг друзей все шире,
но все приходит поздно в этом мире.
Поздно!»
И. Тальков. «Спасибо».
Г.ТАРЛОВСКИЙ, О. КАЛГАНПВА