|
|
| 14.03.2006 |
Наша оценка: 9/10 |
Горбатая гора
|
Фильм по рассказу пулитцеровского лауреата Анни Пру, адаптированному сценарию пулитцеровского лауреата Ларри МакМертри, и снятый многочисленным номинантом на всяческие награды Энгом Ли. О чем кино? Все давно знают, не дождались премьеры: «мальчик мальчика любил…»
АНЕКДОТЫ. Анекдотичность высказываний прямиком от благодарного зрителя указывает на режиссерское «попадание в яблочко». Никто не остался равнодушным, (хоть многие и пытались) — значит, картина удалась. Пара запредельных умствований от гомофобов. «Думал, что это фильм о настоящей любви, а не о педиках. Но когда он закончился, понял, что это фильм о педиках, а не о настоящей любви». Вот как-то так. И еще немного абсурдистики на грани фантастики: «Посмотрел семь раз. Не понравилось». А я скажу — простите, у меня одних пометок и нотабене на пять листов. Запаситесь терпением.
ФАКТ. Граждане гомофобы — обращаюсь к вам! Вы свободны. Остальным сообщаю: дамы и господа, свершилось чудо. Пуританская оборона прорвана всерьез и надолго. Режиссер-азиат Энг Ли решил «либо пан, либо пропал», и теперь он «пан»: перебудоражил консервативный «улей» с выдающимися последствиями на разные награды и рукоплескания. Каким-то третьим глазом, практически, прозрел, что время пришло, и нужно, настоятельно рекомендовано, переть напролом. (А не как Оливер Стоун, разрекламировать, и получить впоследствии «Золотую малину» за дезориентацию населения).
Благодаря режиссерской бескомпромиссности и реализованному праву на творческий порыв, мировая общественность вынуждена видеть не невинные объятия Александра с «подругом дней его суровых», а поцелуи взасос и откровенное облапливание двух не самых некрасивых и не самых неизвестных актеров. И все это «форменное безобразие» призвано войти не иначе, как в киноклассику, в анналы (не побоюсь этого слова), сокровищницы мирового кинематографа, и тэ дэ и тэ пэ. Уму непостижимо, что таковский артефакт снятия табу произошел еще при нашей жизни, в начале нового столетия.
Это вам не европейские ленты с их всегдашней лояльностью к неудобоваримым реалиям, и стремлением к полной безапелляционной обнаженке. Волею судеб тот самый Джилленхал, отказавшись сниматься в безнравственных «Мечтателях» по причине раздетости, плюнул на малодушие, и исполнил влюбленного в не противоположный пол ковбоя, набив себе много синяков и шишек в обжималовках с суровым, немногословным Эннисом — Леджером. Леджер-псевдорыцарь со «своей историей», стал рыцарем полей без страха и упрека. Актера с лицом Шуры Балаганова вообще «штормит»: то здесь без штанов, то в водевильном балагане «Казанова» перпендикулярно иной направленности. Талантище, что еще сказать?
НАРУШАЯ ЗАПРЕТЫ. «Столько правил, и ни одного нельзя нарушить… Это бред — спать с овцами, никакого огня». В тот миг, когда это произнесено, закрадывается смутное сомненье. И правильно! Потому что с овцами никто спать не будет, но придется делить ложе и семейные обязанности с «овцами» другими, огонь разведут, все запреты нарушат… Молчаливый тугодум Эннис, (напрашивается неприличный каламбур), и темпераментный, вечно улыбающийся Джек - «дуэт на контрастах». Они играют на единстве противоположностей, и эта взаимодополняющая парочка из цирка прекрасно смотрится вместе, как и было задумано, и никак не смотрится по отдельности.
Два смазливых пастушонка девятнадцати лет хорошо проводят время, но все хорошее имеет свойство заканчиваться. Свежий воздух, полная предоставленность самим себе, сытый желудок и юношеский «голод» располагают к любви в лоне девственных природных красот. А дальше, «то, что было дружбой, стало тайной» — один взгляд говорит больше страницы печатного текста, а в клятвах любви нет необходимости, коль скоро есть любовь.
Откуда полуграмотным пастухам знать о богословском грехе садомитства и проповеди «царства божьего не наследуют»? Все проникнуто пантеизмом, язычеством, буйством гормонов, вписано и влито в общий микрокосм, в многообразие природных проявлений. Их жизнь в их встречах, остальное — не жизнь, а ожидание встреч: дни, месяцы, годы, потраченные впустую, и негативно повлиявшие на окружающих людей. Мало мучиться самому, нужно замучить других. Возникает вопрос: кому такое надо? Пребывание здесь настолько недолговечно, что ни о чем не стоит сожалеть, и сажать себя на цепь рабской морали: лучше один счастливый день вместо года сплошной зимней спячки. Понять нужно вовремя.
ЦЕРЕМОНИАЛ. Если бы в подобной истории про правду и про жизнь, с ее неторопливым ритмом, прелестями горной местности, чащами, долинами, речками, с идиллиями и пасторалями, наблюдались он и она, никто бы на фильм внимания не обратил. Еще одна повесть про непростые жизненные коллизии, когда он ее любовник, она — его любовница, и все они вместе — старая, старая песня. Но давайте вместо «нее» подставим в ту же инсценировку «его», и получится экстра смелый экранный феномен не «про это», а про любовь, по ходу пьесы испытуемую временем, закаленную невзгодами, и исковерканную человеческим неприятием и нетерпимостью.
Азиатское медитативное восприятие, образность культуры, ее символизм, склонность к размышлениям и созерцательности, позволили Энгу Ли избежать моветона, и попытаться честно и последовательно проследить чувство на разных стадиях — зарождения, развития, трансформации из юношеского легкомыслия, из увлеченности, в подлинную страсть. Американские режиссеры склонны к излишней драматизации. Геи стали бы у них откровенным «потерянным поколением», где-то на задворках цивилизации, или в аду общественного дна, да еще с парой-тройкой пагубных привычек — как будто всегда мало вскрыть один нарыв. А Энг Ли не исследует того, чего исследовать не должен, не отступает от первоисточника, позволив себе, разве что, наполнить его большей эмоциональностью.
Раз изложение претендует на серьезность, подобный сценарий отношений обязательно будет трагическим, по установленному регламенту: историей одиночества, страха, сомнений, отторжения. Энг Ли прибегает к эзопову языку, и символизму: не только внутренней, но и внешней несхожести главных героев — от благоприобретенного естества до разного цвета одежды; любви, возможной среди открытых просторов, и отчаянию от разлуки, замкнутой в плен городского цикла; бедности, и обустроенности быта — все это создает необходимую конфронтацию, и витальность происходящего. Горбатая гора — потерянный рай, куда невозможно вернуться. Так режиссер соединил авторское кино с мейнстримом. Так «Горбатая гора» в его прочтении справедливо стала «Сломанным хребтом».
КОВБОИ. Гей-вестерн шиворот-навыворот наступает на больные, но любимые мозоли, заставляя или смотреть, или подглядывать сквозь пальцы, если мужское гетеро-эго шепчет «нельзя». С этого момента многие фразы известных ковбойских фильмов будут подразумевать иной подтекст, трактоваться двусмысленно. Развенчать культурный миф о крепком парне — защитнике, сорви-голове, завсегдатае салунов, залихватски палящем из кольта, выбивающем челюсти, и сплевывающем на пыльный пол табак, мог только азиатский режиссер. Его ковбои на девочек не похожи, по-ковбойски пьют, дерутся и матерятся, по-ковбойски свирепы, вонючи и волосаты, но вот житье-бытье у них на самом деле довольно скучное: утром овцы, днем овцы, вечером… опять овцы! Такова правда — неприглядная, непричесанная.
Отсюда возникает и реалити-шоу «Голод», и превращение в полнолуние. А потом и продолжение банкета. Спасать им некого, физически, да они и сами себя спасти не могут. Конечно, мужская любовь попроще: можно запросто выплеснуть эмоции, намяв бока без лишних словопрений, а потом не мучаться от «избиения слабого лежачего». Мужчины друг друга всегда поймут, не являясь «загадками» ни в психологическом, ни в физическом аспекте. Короче говоря, вместо уравнения с иксом и игреком, есть два икса, или два игрека, а уравнения нет.
РИЛ ЛОВ. «Ты мой наркотик, мое тело, ты моя душа». Конечно, и прежде в Америке патетика «других» высоких чувств вытаскивалась на обозрение. Редкая, актуальная, она воспринималась если не актом вандализма, так заслугой демократии и «свобод», мол, «а вот у нас все есть, как в Греции, признаем». Эта конструкция настолько хрупкая, что балансирует на острие социальной симпотматики, между высоконравственной нотацией с одной стороны, и вульгарностью и грязью с другой. Посередине рождается удивительно красивая, гармоничная драма, полностью раскрывающая деликатный сюжет.
Все становится прозрачным уже тогда, когда Джек Твист, бесстрашный покоритель родеовских быков, жует сигарку и сглатывает слюну, заставляя себя не обернуться на голого товарища. (Очень жаль, что американская киноакадемия вручила награды не тем, как часто случается). Без жеманной пластики, фальшивых баб, без лишней сентиментальности и слезовыжимательства, актеры убедительно изобразили влюбленных мужчин, рискнув имиджем, а главное, репутацией молодых голливудских дарований. В итоге, без преувеличения можно сказать, что это их самые трудные, и самые лучшие роли. Бурные аплодисменты.
ПРОБЛЕМЫ. Первый наезд: любит мальчик девочку, или любит мальчик мальчика — это их личное дело, но зачем же стулья ломать? Зачем цельный фильм снимать? Отвечаю: вся история искусств зиждется на чьих-то личных делах, уж поверьте. Сублимация — это вам не фантазии Фрейда.
Второй наезд: ну уж так и быть, пусть будет, но это ведь пропаганда, эстетизация однополых отношений. Свобода воспринимается как вседозволенность, а потому своды правил необходимы, а традиционные устои непоколебимы, иначе начнется анархия, и закончится крахом цивилизации. Хорошо. Давайте ограничимся сугубо развлекательной продукцией, и введем цензуру. Приметы тоталитаризма все лучше, чем ожидание Армагеддона.
Третий наезд: кака така любовь? Это ж плотское влечение! Ох, как я завидую тем, кто может двадцать лет кряду любить платонически. Я-то к таковым не отношусь - пойду, поплачу. У меня вопрос: секс без любви есть. А вот любовь без секса может быть? Или она все равно себя изживет рано или поздно?
Четвертый наезд: все хорошо, но почему так закончилось? Не вдаваясь в подробности толерантности окружающих, спрошу: чем заканчиваются сказки? Тем, что «кто-то поженился». Может, дальше лучше и не продолжать? Мало ли… Так вот, что было бы, если бы Джек и Эннис «поженились»? Нет, давайте все же завершим на пафосной ноте почти что «Ромео и Джульетты» — монументально прекрасно, без вопросов. Под струнный перебор музыкальных композиций Густаво Сантаолалла.
РЕЗЮМЕ. «Умение писать — умение сокращать», по Антон Палычу, потому закругляюсь, хоть и не хочется. Никто вас, уважаемые, насильно к просмотру не принуждает. Яростные гомофобы вызывают подозрения: на воре шапка горит. Что до уравновешенной мужской аудитории — сколько им геев не показывай, если не заложена в них эта «сила природы», так и не обнаружится. Сисьтема в фильме раскрыта вполне, хоть и вторым планом. Кто не желает рассматривать мальчиков, может насладиться живописными ландшафтами и превосходными панорамными видами Канады и Вайоминга. Так что идите и смотрите на тех, кого как хотите обзовите, только в печку не ставьте, господа инквизиторы-шовинисты. Не судите, да не судимы будете.
Единственная моя претензия — генеральный режиссерский наскок на неумолимое время, несколько сумбурный его микс. Зато теперь я представляю изобразительно, что значит «дети растут не по дням, а по часам». В остальном фильм хорош, споры неуместны. В новом веке это пока что лучшая романтическая драма о любви, без цинизма и надоедливого морализаторства. Хотите — верьте, хотите — нет. |
|