В новогоднюю вечеринку я с друзьями вышла на балкон, чтобы увидеть салют. Несмотря на то, что мы были там всего 5 минут, я успела простудиться,  так как на мне было всего лишь легкое нарядное платье. Новогодняя неделя прошла, а я так и не успела окончательно вылечиться. Ведь празднование Нового года продолжалось  и продолжалось, а мы только успевали его отмечать. Так и в тот день я, окончательно простуженная, спешила на очередную вечеринку с друзьями. По дороге меня еще просили купить сока. Но, к сожалению, в магазине, куда я зашла, был только томатный сок, а у меня не было времени искать другие магазины и приходить с пустыми руками так же не хотелось. Поэтому я купила тот, что был, и поспешила дальше. Однако на тротуаре я поскользнулась и упала всем телом на пачку сока, при этом умудрилась сильно стукнуться обо что-то головой. В глазах потемнело и единственное, что я успела услышать так это голос женщины рядом, воскликнувшей: «Боже, сколько крови!!!».

Когда я пришла в сознание, я поняла, что сижу на скамейке вся перепачканная в томатном соке, а рядом вокруг меня собралась толпа людей. «Потерпи, дорогая, мы уже вызвали скорую помощь. Они скоро будут» – успокоила меня какая-то женщина. «Какая скорая? Зачем?» - недоумевала я – «ведь я всего лишь упала». Но скорая помощь не заставила себя долго ждать. Из машины тут же выскочили два санитара с носилками, уложили меня на них и под мои протестующие вопли быстро отнесли в машину.

После того, как меня доставили в больницу, меня отвели в приемный покой и сказали подождать, когда дежурный врач сможет меня осмотреть. Когда они ушли, мне показалось, что о моем существовании теперь просто забыли. Прошло 45 минут, прежде чем появился врач. По внешнему виду доктора можно было предположить, что у него сегодня все еще 1 января. К этому моменту я уже успела отмыться в туалете от сока, и я обнаружила у себя только небольшой синяк на лбу. Но врач, внимательно осмотрев меня, обнаружил у меня еще и сложную пневмонию. Подозвав себе медбрата, он попросил его проводить на 3-й этаж. Не успела я опомниться, как поняла, что меня отвели в палату и, похоже, вовсе не собирались отпускать оттуда. Совершенно не ожидавшая такого поворота, я стала искать телефон, чтобы хоть как-то предупредить свою семью о моем новом месте жительства. Медсестра на вахте разрешила позвонить мне, но запретила разговаривать больше 3-х минут. Я позвонила сначала домой, но там никого не было. Тогда я позвонила предупредить друзей. Вначале они подумали, что я разыгрываю их. Никто не мог понять, как еще час тому назад я была в состоянии приехать на вечеринку, а сейчас уже лежу в больнице с пневмонией. И только голос медсестры, сообщающий о том, что время разговора закончился, заставило поверить их в это. Злая, я отправилась в свою палату, в которой кроме меня больше не было никого. И так как, с собой у меня была только ручка и блокнот, единственное занятие, которое я придумала себе – это завести мой больничный дневник. Итак…

День первый (знакомство):

Я возмущенно вошла в палату и нажала на все включатели, которые смогла найти, чтобы было больше света и чтобы не чувствовать себя одиноко. Я сидела и думала о том, что мои друзья сейчас веселятся. А люди, которые вызвали мне скорую помощь, чувствуют себя героями и, наверное, хвастаются сейчас перед соседями, что спасли одной умирающей девушке жизнь. Я думала, что, как ужасно лежать в новогодние дни одной в палате. Как вдруг отрылась дверь и в палату зашла пожилая женщина лет 70. Она долго выбирала на какую кровать лечь, после чего выбрала ту, что рядом с окном. А потом еще долго причитала, что ее может продуть, так как она лежит рядом с окном. Затем в палату снова зашла медсестра и спросила: «Зачем вы включили кварц? Да еще и сидите здесь». Я поняла, что это была моя ошибка, но смолчала. «Это не я», - начала оправдываться моя соседка - «я только что пришла, здесь все так и было». Думаю, не нужно было обладать дидактическими способностями, чтобы теперь догадаться, кто это сделал. Медсестра молча выключила кварц. «Это не я, честное слово», - все не успокаивалась бабушка, будто ее обвинили и собирались за это поставить в угол. «Да поняли мы уже все, поняли», - успокоила ее медсестра и ушла. В этот день больше ничего особенного не происходило. Кроме как на ужин принесли овсяную кашу, которую я терпеть не могла. К тому же эта каша больше походила на клей для обоев, чем, на что-то другое. К каше я даже не притронулась, вернув тарелку в ее первозданном виде. А еще я просила позволить мне дозвониться домой еще раз, но мне не разрешили, объяснив, что время для звонков вышло. Возможно, медсестра на вахте боялась, что я позвоню президенту и пожалуюсь, что больных здесь пытают и привязывают ночью к кроватям, может быть, у нее была на это другая причина, но телефон я так и не получила. Этой ночью я практически не спала. Хотя перед этим мне добросовестно была рассказана сказка бабушкой Марусей (именно так звали мою соседку) о своих болезнях. В них числились: гастрит, гайморит, камни в печени, пониженное давление, аритмия сердца и много другое. Мне было искренне жаль бабушку Марусю, но все эти ужастики, которые она мне рассказывала, слушать не хотелось.

День второй (самый долгий):

В мою палату стали поступать люди. Нас было уже четверо. Утром у меня взяли анализ крови и дали маленькую стеклянную баночку для другого анализа, которую я гордо поставила на свою тумбочку, чтобы на ней хоть что-то стояло. На завтрак опять принесли овсяную кашу. Похоже, это был все тот же вчерашний клей, который я опять отправила обратно, отлично понимая, что тем самым я лишилась своего анализа для моей пустующей баночки. А днем меня ждал еще один сюрприз, мне принесли капельницу. Но зато после нее ко мне пришел папа. Он принес мне зубную щетку, зубную пасту, туалетную бумагу и многое другое, чего мне здесь действительно не хватало. Поплакавшись ему в жилетку, я почувствовала себя абсолютно здоровой, жаль, что этого не могли почувствовать и мои врачи. Вечером к нам поселили еще одну бабушку, которой было все 87 лет. Она очень плохо слышала, поэтому очень громко говорила. Но самое любимое занятие ее было комментировать все то, что делают другие. Больше всего досталось мне, так как моя кровать находилась напротив кровати бабушки Даши (так звали это милое создание). Смотря на меня в упор, бабушка Даша громко всем сообщала: «А сейчас она берет полотенце и вытирает им лицо, а потом она взяла свой блокнот и что-то там пишет». Обычно все ее слова вызывали у меня приступы хохота, обижаться на человека в таком возрасте было бессмысленно. А вот бабушке Даше мой смех был явно не по душе. Она сурово объясняла мне, что в ее время никто не смеялся: «Война была», - просвещала меня она – «всех, кто смеялся, называли дураками». Переубедить ее в чем-то было невозможно, она просто не слышала или делала вид, что не слышит того, что ей говорили. Но самое страшное обнаружилось ночью. Оказывается бабушка Даша мучалась бессонницей и ее любимым занятием было петь во весь голос. Это были всевозможные песни вроде «Катюшa», «Бьется в тесной печурке огонь» и т.д. Выбрала бабуля Даша ночь для исполнения песен не случайно, именно в это время в палате собирался аншлаг. Результаты этих концертов были видны на следующий день.

День третий (самый тяжелый):

Утром все выглядели так, будто всю ночь мы таскали кирпичи на стройке. Единственным бодрым человеком в нашей компании замученных людей на удивление была бабушка Даша. Понять эту удивительную старушку не мог ни кто. Мою кровь беспощадно качали, и я уже не верила, что они берут ее для анализов. В таком количестве ее могли только пить. В меню можно было не заглядывать, так как на завтрак, на обед и ужин настойчиво приносили одну и ту же овсяную кашу. А еще я ужасно устала от капельниц, которые мне постоянно ставили. В этот раз это было особо мучительно, так как капельница закончилась, а медсестра, которая должна была забрать ее у меня, совершенно про меня забыла. Я пролежала в таком положении больше часа, но никто не приходил. Позвать ее никто не мог, так как все находились в этот момент на процедурах. И только бабушка Даша неизменно находилась напротив меня. Я просила ее громко и очень громко позвать ко мне медсестру. Но бабушка Даша не слышала моей мольбы. Правда, когда в коридоре объявили время обеда, бабушка отлично все услышала и побежала за своей порцией клея. Когда забывчивая медсестра пришла забрать у меня капельницу, я полностью с ней уже сроднилась.

Зато после моих пыток мне принесли передачу от моей мамы. Саму маму ко мне почему-то не пустили. Наверное, чтобы она не видела до какого плачевного состояния меня довели здесь. Пакет же с едой мне обещали передать, предварительно хорошо проверив его, не лежит ли там бомба. Приблизительно через час я съела все, что мне предназначалось.

К концу дня в нашей палате не было свободных мест. Я безумно надеялась, что этой ночью бабушка Даша не будет изображать из себя Баскова и даст нам всем выспаться. Но бабушка была другого мнения, и в этот раз она не только пела песни, но и отстукивала ритм своей палкой по тумбочке. Где-то на песне пятой я ворвалась в кабинет дежурной медсестры, которая оставалась на ночь и закричала: «Дайте мне яду!» Вместо яда мне дали снотворное, поэтому завершения концерта мне ждать не пришлось.

День четвертый (все такой же сумасшедший, как и предыдущие дни):

Утром мне завидовала вся палата. Я, наконец, выспалась. Моя кровь опять была популярна. Медсестра, которая взяла у меня анализ крови, попросила меня позвать к ней Петрову из 10 палаты. Я случайно перепутала палаты и вместо 10, зашла в 11. Но Петрову тем ни менее я позвала. Только после того как Петрова лишилась своей крови, выяснилось, что она Петрова Мария однофамилица Петровой Валентины из 10 палаты. И жертвой сегодняшнего дня должна была быть Валентина, а не Мария. Однако я спутала все их планы. После этого недоразумения, каждый раз встречая Марию Петрову в коридоре, я опускала вниз глаза.

Этот день вообще был особый, так как вместо овсяной каши нам выдали слипшиеся макароны. Зато бабушка Даша была неизменна своему репертуару. Одна женщина из нашей палаты предложила в шутку тоже спеть. И все ее поддержали. Петь решили Аллу Пугачеву, песню «в Петербурге сегодня дожди». Мы орали эту песню каждый на свой лад. Мартовские коты, услышав это, попадали бы с крыш от зависти. Удивил наш «хор Турецкого» и нашу бабушку Дашу. Теперь ее никто не слушал, поэтому ей петь не хотелось. Мы же напротив, несмотря на то, что время было 2 часа ночи, пели о том, что «в Петербурге сегодня дожди…» «В Петербурге сегодня ночь» - услышали мы голос медсестры, которая пришла на наш рев в палату и включила свет. Сзади нее стояли испуганные больные из других палат. Нам было очень смешно. Ситуацию исправило все то же снотворное, только в этот раз его дали бабушке Даше. В эту ночь спали все.

День пятый (самый лучший день в больнице):

В этот день было Рождество. В честь праздника кровь у меня не взяли. А так же ко мне пропустили моих друзей. Я была безумно рада увидеть их. А они были внимательными, как никогда. Да еще они принесли мне много еды и веточку ели, которую я поставила в свою пустую баночку на тумбочку. На ужин я решила открыть банку с клюквой тертой с сахаром. Но никак не могла сделать это. Вскоре банка стала переходить из рук в руки, но никто не мог ее открыть, даже бабушка Даша. В игру включились другие палаты и даже врачи, но упрямая банка не поддавалась. Открыл ее только молодой человек, заглянувший к нам из левого крыла. Как выяснилось, он занимался боксом. На радостях клюкву мы тут же все съели. Я уже засыпала, как кто-то позвал меня из-за двери. «Захотели пить, и пришли за моей кровью» - подумалось мне. Но это был наш знакомый боксер. «Хочешь покататься?», - предложил он – «Не волнуйся, сегодня дежурной медсестры нет, ведь Рождество». Я не поняла, что он предлагал, но на всякий случай согласилась. Оказалось, что боксер-Даня нашел тележку, на которой перевозили больных в операционную, и решил на ней покататься. Что мы и сделали. Было очень весело.

День шестой (когда все это кончиться?):

Весь день я мечтала о душе, телевизоре и многих других простых вещах, которые я раньше не замечала. Все левое крыло, где лежал боксер, закрыли из-за того, что кто-то заболел скарлатиной. На двери в их крыло повесили лист бумаги, где было написано: «Карантин по скарлатине». Правда какой-то шутник постоянно снимал этот лист и вывешивал другой с разными надписями, как эти: «А нам тут весело», «Скарлатина – это здорово», «Мы не преступники – верните свободу!», «Скарлатина сейчас в моде. Присоединяйся».

Эта выходка безумно злила медсестру на вахте. А я просто хотела домой.

День седьмой (выписка):

В этот день решалось, увижу ли я белый свет или еще неделю буду заниматься донорством. Все зависело от врача, которого все ждали. «Куда тебя выписывать? Посмотри на свое лицо – оно все зеленое», - сказала мне медсестра на вахте. Расстроенная, я все же стала собирать вещи. И вдруг нашла свою косметичку, где лежали румяна, помада, тушь и другие занимательные вещи. От делать нечего, я воспользовалась всем, что было. Когда пришел врач, я была уже при параде. «По лицу вижу, что ты уже выздоровела», - сказал врач, осмотрев меня, - «жалоб нет?» Пожаловаться хотелось на всех, но я отрицательно покачала головой. «Тогда я тебя выписываю», - сказал он. Долго упрашивать меня не пришлось. Жаль, что только не успела попрощаться с боксером. У них по-прежнему висел листок с надписью: «Хочешь заболеть Скарлатиной? – спроси меня как»