Давным-давно мной была найдена ниже приведенная статья и сохранена в недра компьютера. Разбиралась и наткнулась. Спешу поделиться.
Кстати, если у кого-то имеется нечто подобное, поделитесь, пожалуйста.
1. «ЧУЖОЙ» (стихи В. Бутусова).
2. «ВОРОТА, ОТКУДА Я ВЫШЕЛ» (Стихи И. Кормильцева).
Образы и ситуации, содержащиеся в этих двух текстах, перекликаются с образами и ситуациями, встречающимися в русской классике. ( Это наблюдение восходит к утверждению о том, что вся мировая литература – единый текст, создаваемый многими авторами, и – еще шире – вся мировая культура есть «нераздельно-неслиянное» Целое, и в этой Целостности и надо воспринимать любое действительно художественное произведение.)
Нет никаких «железобетонных» стен между русской (да и зарубежной) литературой, скажем, 19 века и рок-поэзией. Лучшие образцы рок-поэзии – это тоже классика. И не стоит больше говорить об этом.
I. «Чужой».
Итак, в этом произведении мы видим образ Чужого Человека (Черного Человека), с которым не раз встречались на страницах русской классики. Чужой Человек, которому свойственен Черный цвет (у Бутусова, правда, прилагательное более мягкое – «…человек за углом, в темном пальто…») – это наш теневой двойник. Тема двойничества очень подробно разработана в мировой литературе. Тёмная, «теневая» сторона нашего сознания. Это то, что есть в нас, но чем мы не хотели бы быть. Это то, что мучает нас, но является частью нас самих. Этот теневой двойник, черный человек, постоянно находится в диалоге с другой частью нашего сознания, по отношению к которой он поступает как «чужой», вторгаясь в нее. Он или ехидничает, ёрничает, иронизирует над человеком, постоянно отпуская язвительные, саркастически-скептические замечания, или выступает почти Судьей, вестником роковых потрясений, эсхатологических событий. Назовем авторов и произведения, к которым восходит образ Чужого Человека из стихотворения Бутусова:
1. А.С.Пушкин. «Моцарт и Сальери» (ассоциация XX века – фильм Милоша Формана «Амадей»). Человек в черном плаще и черной маске приходит к Моцарту и заказывает «Реквием». И в процессе работы над этим произведением Моцарт понимает, что «Реквием» он пишет – себе.
2. Ф.М.Достоевский (во многом под воздействием Н.В.Гоголя) «Бедные люди» (см. рассуждения главного героя романа – Макара Девушкина – о Чужом Человеке), «Двойник» (двойник господина Голядкина, в итоге вытесняющий из жизни его самого), система двойников в романе «Преступление и наказание» (Раскольников, Лужин, Порфирий Петрович, Свидригайлов), и, наконец, «Братья Карамазовы» (Иван Карамазов и его черт) + все четверо Карамазовых (по отцу) находятся в сложных двойнических отношениях.
3. А.П.Чехов. «Черный Монах». Андрей Коврин и Черный Монах.
4. С.А.Есенин. Поэма «Черный Человек».
Есенин:
Черный человек
На кровать ко мне садится
Черный человек
Спать мне не дает всю ночь
Бутусов:
Чужой человек влетает в окно
Открывает мою постель
В надежде найти хоть малейший изъян
В чистых складках белья
Указанные тексты допускают множественность трактовок самого образа Чужого (Черного) Человека, например:
а) Черный Человек – черт, искушающий главного героя (как Черный Монах – Коврина – творческой властью над миром, что в итоге оборачивается манией величия);
б) Черный Человек – бред больного, воспаленного сознания главного героя, галлюцинация.
в) Черный Человек – теневой двойник главного героя, о чем см. выше.
5. В.С.Высоцкий. Его стихотворения «Мой черный человек в костюме сером…» и «Меня опять ударило в озноб…».
6. Тема двойника присутствует и в песне С.А.Калугина «Скульптор лепит автопортрет».
Все вышесказанное показывает, какая сильная традиция стоит за текстом Бутусова «Чужой», даже если он сам об этом не думает. И в заключение – «Если ты хочешь любить меня, полюби и мою тень».
II. «Ворота, откуда я вышел» (И. Кормильцев.)
Этот шедевр Кормильцева имеет еще более тонкую психологически-эротическую связь с традицией русской классики. Здесь реализована ситуация желания тотального возвращения:
Я видел мир, я вернулся назад…
Но решение проблемы «возвращения из жизни» лирический герой предлагает почти абсурдно-физиологически-эротическое:
Я пришел, открой мне ворота, откуда я вышел.
Я пришел войти в те ворота, откуда я вышел.
Я пришел целовать те ворота, откуда я вышел.
Приведем еще психологические и культурологические наблюдения-ассоциации. Ситуация в этом тексте перекликается с философско-сексуальным отношением героев русской классической литературы к женщине. «Герои-идеологи», которым надо «мысль разрешить», которых мучают вечные проблемы бытия и небытия, любви и смерти, судьбы и свободы, буквально приносят сильнейшие духовно-душевно-интеллектуальные мучения, пытаются найти свое спасение в женщине. Причем реализовываться это может в простых, очень человеческих проявлениях: желании прикоснуться, припасть к женщине, обхватив ее руками, уткнуться головой «в мягкое, женское», говоря словами В.В.Маяковского.
Такие мизансцены можно встретить у Достоевского: Подпольный и Лиза («Записки из подполья»), Раскольников и Соня («Преступление и наказание»), Ипполит Терентьев и Лизавета Прокофьевна («Идиот»).
Женщина освобождает героя от страха, спасает, защищает его. Отсюда – и желание быть защищенным, быть «со всех сторон в женщине» - вот сокровенный смысл полового акта, где это желание может быть реализовано хотя бы частично: не обладать – а быть защищенным, как защищен ребенок внутри матери еще до рождения.
…А не банально-глумливое «Мама, роди меня обратно»…