Использованная музыка:
Joy Division
songs:
These Days
No Love Lost
Transmission
[CENTER]"Игрушечные куклы"
"Toy Dolls"[/CENTER]
[RIGHT]"— Я пишу тексты для выдуманного фильма. Цель его
сюрреалистического монтажа не передача какого-то
конкретного смысла, а вызывание особых ощущений…
— А для кого поешь?
— Глупый вопрос. Кажется, здесь все ясно…
— И все же?
— Я пою для мертвых…".
(из интервью Ian Curtis
журналисту "Еuropean" Денни Тикнеру, 1980 г.)

[/RIGHT]

-Кажется я понимаю настроение, оно взялось из непонимания, логический парадокс, ведь прошлое оно смешалось с будущим и сказать, что это не правда и такого не может быть, то значит соврать. Музыка она, именно она создаёт настроение, может в этом и есть та самая проблема...?
Нельзя полностью забивать ей свой мозг... Мылси матерьяльны, а раз так, то когда музыка в мозгу, то и она матерьяльна,поверь, так оно и есть. Боже мой, я схожу с ума. Или уже нет, ничего не вернуть, никогда. но, боже мой, куда всё подевалось, смикшированная жизнь... Судьба, она не придумывает сценариев, она берёт страницы старых жизней и перемешивает их, как Вильям Берроуз, так он писал свои книги, а судьба, так пишет, нас и нечего скрывать, так и есть. Не надо, ни строй из себя того кто этого не помнит, ведь ты сам это сказал мне ещё тогда, когда я была тобой, и что, что теперь, бежишь, бежишь туда где нет ни меня, ни коголибо другого, зачем? Может так надо, может ты всё перепутал, как перепутала я, перемешав песни в своём плеере(трэклисте) *стоит оговорить, что здесь Она стоит перед зеркалом. Варианта сего два: или большое в рост или маленькое, круглое. ну~10-15см, при условии маленького сидит на диване* Я вижу твои глаза их нет, ты веришь только в себя, а это не правильно, не верно, кусаешься взглядом. Как будто так надо... И веришь в это, как и я...

[CENTER]****[/CENTER]

-А я, что я? Жду, Люблю, пытаюсь понять, никогда не пытайся ничего понять, это только повредит. Закончишь так, как тот кто поёт в моей голове, а я опять расплачусь, лёжа на холодном полу, меня спасёт только сизый дым трубки, но и та будет не моя, знаю это...
Может не стоит это говорить, я опять говорю с собой/тобой, но зачем это не должно быть так, ведь я потеряла свой телефон, прямо сегодня, а ты не знаешь, что только там есть твой номер,
у меня плохая память на цифры, числа, время, а когда я звонила Богу, чтобы сказать это, то он рассмеялся и что то сказал...
Ах, да, он говорил про богов смерти, глупо. но мне запомнилось только то, что они любят яблоки, да, да, большие и спелые, может в этом тоже был какойто смысл],[но я убегаю от смысла и нет уже ничего чем меня можно было бы удивить, я прячусь в себя и вижу... Вижу всё кроме того, что стоило бы увидить и я знаю тебя так же как и себя, то есть не знаю совсем, а оно тебе надо, ведь если узнаю, то надоем себе...
И тебе, а может быть всем сразу и даже не надо начинать говорить об этом, это тяжело, грязно и при этом бессмысленно-белоснежно. Как такое могло произойти, я не знаю или не хочу знать, говорят, что мы знаем всё сразу при рождении, а потом просто вспоминаем, но это не так, не так просто, я это хочу сказать, то что будущее для нас, то на самом деле прошлое, а прошлое-это будущее...

[CENTER]****[/CENTER]

[RIGHT]Хантер С. Томпсон "Царство Страха"
перевод с англиского Вебер Д.В.
"Издательство АТС"
страница №387[/RIGHT]

Я потерял контроль над "Кадиллаком", когда мы доехали до середины спуска с холма. Дорога стала скользкой иголок пиний, а эвкалипты росли всё ближе к дороге. Девчонка смеялась, а я мчался под ярко-белой луной, освещавшей океан, и всматривался в темноту, из которй в лучи фар выхватывали огромные стволы деревьев. Чем-то это напоминало скольжение по льду по направлению к пропасти.
Мы проехали мимо тёмного здания и джипа, а затем вдруг наткнулись на водопад, обрушивающийся прямо в море. Я вышел из машины и присел на камень, потом зажёг трубку с марихуаной.
-Так,-сказал я Аните,-похоже, мы свернули не туда.
Рассмеявшись, она глубоко втянула в себя травяной дым и села на против меня на бревно.
-Ой. а ты всё-таки забывный, - сказала она. - Ты очень странный - и сам не знаешь, почему, верно?
Я умиротворённо покачал головой и глотнул джина.
-Нет, - ответил я, - я глупый.
-Потому что у тебя душа молоденькой девочки, но в теле старого наркомана, - прошептала она.- Вот по этому люди начинают дрожеть от страха, когда ты входишь комнату. Вот по этому ты спас меня от собак на Венис-бульваре.
Я пристально смотрел на море и некоторое время не произносил ни слова. Я осознавал, что она права. Нннда, медленно говорил я себе, у меня душа молоденькой девочки в теле старого наркомана. Неудивительно. что они меня не понимают.
Это не для слабонервных, что и гворить.
Всё так. И если считать, что самой большой манией является страст, и если я - урождённый раб страсти. и ели баланс между моим мозгом, моеё душой и моим телом такой же тонкой и необычной, как ваза эпохи Мин, то...
Ну что же, по-моему это многое обьясняет. Дальше говорить, в общем, не о чем. Всё так просто, а люди удивляются, почему я на них как-то странно смотрю. Почему мой кодекс чести многим кажется каким-то недопареным, противоречивым или даже клинически сумасшедшим... Чёрт, ведь от меня не ускользает этот шопот, эти мягкие порицания, раздающиеся всякий раз, когда я вхожу в цивильное помещение. Я знаю, что они думают обо мне, и точно знаю, почему они так думают. Им просто не посебе от мысли, что я - молоденькая девочка, оказавшаяся в теле 65-летнего профессионального преступника, который уже 16 раз умер. Шестнадцать раз, каждый из них документирован. Я попадал в аварии, меня ударило током, меня забили до смерт, утопили, отравили ядом, зарезали ножом, застрелили, задушили верёвкой и сожгли, взорвав мои собственные бомбы...
Всё это произошло, и, вероятно, произойдёт ещё не раз. За это время я выучился нескольким фокусам, нескольким случайным навыкам и технике уклонения от удера, но в основном меня спасала добрая удача. А так же внимательное отношение к карме - не говоря уже о природном обаянии молоденькой девушки.

Как P.S.
[RIGHT]"Хантер С. Томпсон "Поколение Свиней"
"Субботняя ночь в городе" отрывок.
Перевод: М. Немцов[/RIGHT]

На Бульваре Гири воскресным утром спокойно. Единственное живое существо на горизонте -- гигантское оранжевое табло, на котором написано СКЛАД. За ним -- только Проспекты, унылая панорама тонущих в тумане пещер до самого побережья. В переулках -- одни странные фургоны, да гигантские мотоциклы, прикованные к пожарным кранам.
Я понимаю Проспекты. Я знаю их как жилы на собственной шее. Я могу гнать на полной скорости до самого кафе «Пляжный Мальчик» в таком густом тумане, что даже трамваи в нем не ходят.
Бывали ночи в старину, когда мы рассекали на больших мотоциклах сплоченными стаями по парку, будто грохочущее стадо диких свиней. Мы орали, хлестали виски и подкуривали косяки от зажигалок Зиппо, крысами несясь сквозь тьму, полоумно вписываясь в плавные изгибы дорог вокруг озер и футбольного поля... просто банда приятных парней и спортсменов, выехавших прокатиться по хорошей погоде.
Теперь же все по-другому. Я живу в роскошных апартаментах на крыше Мияко, опоясанных сквозными террасами, с глубокой ванной-гиндзу, рассматриваю в длинный черный бинокль проходные дворы и крыши Джапантауна. Лакей по утрам вносит мне рулеты с яйцом, а на стоянке отеля меня дожидается новый черный «камаро».
Меня тут знают. Когда я вернулся прошлой ночью, швейцар стоял на проезжей части Пост-Стрит в скользком черном кимоно и тупо грозил пальцем шедшим на него машинам... поэтому я нажал на газ и обогнул его слева, только чтобы проверить его основные рефлексы.
Он отскочил и выматерил меня, а я уже подмахивал к стоянке отеля. Мария быстренько вбежала вовнутрь, прихватив мешок с выдриным мехом, пластинками и вещдоками с нашего недавнего суда по делу об ограблении со взломом.
-- Повеселились? -- спросил меня швейцар, открывая мне дверцу.
-- Ты спятил? -- ответил я. Мне к сроку надо серьезный материал сдать. Мы всю ночь провели в тату-салоне. По-другому не получалось.
-- Что? -- спросил он. -- Вы сделали себе татуировку?
-- О, нет, -- ответил я. -- Не я. -- Я кивнул в сторону Марии, которая уже значительно углубилась в фойе. -- Татуировали ее, -- сказал я. -- Огромная черно-красная пантера прямо между лопаток.
Он медленно кивнул, но я видел, что все лицо у него напряглось.
-- То есть, вы хотите сказать... -- начал он, -- ...что заставили бедную девушку сделать себе татуировку? Ради статьи в газету?
-- Это был верный поступок, -- сказал я. -- Выбора у нас не было. Мы же, в конце концов, профессионалы.



9 декабря 1985 г.