Нафел в нете... толи про смерть, толи про жизнь, ну мне понравилось.....

"Бенц-шлюп-дыц!" - не прекращающийся уже третий день ливень не знает других слов. "Бенц!" - и побежал дрожащий круг по глади давно переполнившейся садовой бочки с рыже-ржавыми боками. "Шлюп! Шлюп!" - и листья красновато-желтого по сезону клена по очереди наклоняются к земле, скидывая с себя скользкие слезинки. "Дыц! Дыц!" - глухо отзывается скамейка.
"А-апчихи" - громко чихает ОН, закрывая форточку. Теперь форточка закрыта и сад за окном преображается, отдаляясь. Молча кивают кленовые листья. Молча колышется вода. На песке у скамейки пляшут маленькие немые лужицы.
ОН отворачивается - ему не нравится молчаливая картинка. Это все равно, что смотреть телевизор, выключив звук. Но оглушающая тишина отступает и постепенно воздух опять наполняется жизнью. "Та-там-та-там-та-там..." - тикают часы в соседней комнате. Через стенку ОН слышит, как они не переставая отсчитывают его время. "Тымт!" - почти неслышно спрыгивает на пол кошка, еще недавно спавшая на этажерке. Этажерка, наполненная толстыми томами, оплетена тонкой вязью паутинок. Паутинки вздрагивают, над полом взметается облачко мягкой домашней пыли. "Шшшм..." - разбивая облачко, нехотя появляется из-под стола треногая табуретка.
ОН натягивает на ноги колкие шерстяные носки. Морщится - неприятное ощущение в щиколотках от прикосновения шерстинок. Ботинки с жесткими боками лишают пальцы движения. Сухой, заиндевевший за лето плащ падает на плечи, непривычно топорщась складками. Глухо ухает дверь, позвякивая, ключи падают в карман, где среди превратившихся в труху и пыль весенних фиалок бьются носами друг о друга две щербатых монеты. Глинистая тропка ерзает под ногой, мягко отворяется распухшая от сырости деревянная калитка. ОН аккуратно притворяет ее, задевая рукой цепкую плеть хмеля. На руке остается ровный рядок взъерошенной кожи.
Тяжелое серое небо быстро темнеет.
ОН вдыхает тяжелый запах осенней травы. Ветер, несущий в себе тысячи капель, задевает лицо. Приятное тепло колких носок заставляет идти быстрее.
Нечасто ОН доставляет себе такое удовольствие - вечно жестким шагом пройти по хитро сплетенной сеточке улиц. Редкие фонари отбрасывают жидкие блики на неровные камни мостовой. Шваркая, сталкиваясь, сплетаясь касаются друг друга подгоняемые ветром листья. Стукает створка окна, поплотнее закрываемая заботливой матерью. Тянет в сторону запах теплого молока. Яркий свет фар выскочившей из-за угла машины выхватывает из темноты кирпичную кладку, мокрый тротуар и смотанные в мохнатую кучу, прибитые дождем газеты у сточной ямы. Громко смеются спешащие подростки. Гулко отражаются от стен тяжелые шлепки толстых подошв. Разрезает темноту луч, падающий из щелки между занавесками. Темный силуэт задергивает их поплотнее, волнуется тень на стене дома напротив. Роется в баке с мусором промокший уличный кот. От бака исходит тяжелый дух прелых фруктов. Кот по-собачьи поджимает уши. Жужжит бледная вывеска аптеки. Щелкает, подмигивает хвостик последней буквы, дергается, как глаз у невротика. Взрывается где-то в высоте женский плач. Замирает кот. Бьется ветер, пытается смыть белый квадратик из-под дворника припаркованной машины.
ОН сворачивает привычным путем на набережную. Проходит через галерею света на пустой автостраде, замирает в проеме моста. Перешептывается вода, где-то в уголке шуршит крыса. Из-под свода моста игрой огней манит город. По шоссе шуршат колеса. Из-за острова выныривает набитый туристами теплоходик. За кормой по берегам тянется шлейф подсветки. Проясняются силуэты, скидывают тени прибрежные здания. "Уааау.." - пронесся над водой восторженный гул, смутив сидевшую в одиночестве пару влюбленных. Забились об опоры моста волны. По сводам пробегают голоса, смешки, голос электронного экскурсовода, говорящего на красивом непонятном языке. Ныряют обратно в темноту влюбленные, благодарно принимает тишину мост. Залетевший порыв ветра пахнет свежестью.
ОН втягивает в себя все черты и блики, пытаясь слиться с городом воедино. Как и всегда, город отторгает его.
ОН идет обратно, щупая руками воздух, хватая его ладонями, пытаясь запомнить чувство ветра.
Калитка растворяется, запах комнаты ударяет в лицо затхлостью. ОН опускается в кресло, накрытое темным покрывалом с редкими, ободранными кистями. В темной мути неба появляется просвет. Постепенно нарастающий свет становится увереннее, в мир приходит утро.
"Хашм," - калитка разбухла настолько, что ленится открываться. Аккуратно ступая, боясь потревожить тишину, в дом входит седая женщина. "Тымт!" - почти неслышно спрыгивает на пол лохматый клубок. Звякает стекло, старая кошка неторопливо начинает трапезу. Женщина терпеливо ждет, оглядывая комнату, как будто она здесь впервые. Карниз - этажерка - сухой кленовый лист под столом - темное пятно на досках пола - спинка кресла, обращенного к окну - плеть паутинок, свисающих с давно остановившихся часов... "Бряц!" - клацает о пол пустое блюдце. Растворяются удаляющиеся шаги. Кошка опять остается одна. Одна в доме, где уже три года никто не живет.