Здравствуй!
...А я тебе опять про новогодние чудеса! Как откидной календарь, перелистнем пространство жизни и окажемся в Гуттаперчевом городе! Смотри, как она выглядит, гуттаперчевая радость! Смотри, как легко кувыркаются крыши, балконы, воротца, балеринки, медведи и даже слоны, и даже дворцовые башенки!

...Ты посмотришь на меня немножечко грустно и спросишь:

— А в чем же тут радость? Радость твоя выглядит как-то гуттаперчево... Все кувыркается, гремит, падает...

— РАДОСТЬ — ЭТО, КОГДА НЕ БОЛЬНО! КОГДА ВСе ОСТАеТСЯ НЕВРЕДИМЫМ...

...Наша ночь в новогоднем лесу начинает потрескивать костром. Ты бросаешь в огонь плетья старой перемороженной крапивы и повторяешь сквозь сжатые губы:

— КОГДА НЕ БОЛЬНО... КОГДА ВСе НЕ ЖИВОЕ — ТОГДА НЕ БОЛЬНО...

Мне кажется, что это начинает разводить философию старая сосна, которая стоит на поляне еще со времен эпосной старухи, и я стряхиваю с нее занудство философии прямо на твою непокрытую голову:

— А давай бросать в костер все, что больно!


НЕОСТОРОЖНОЕ ДВИЖЕНИЕ!
СПОТКНУВШЕЕСЯ СЛОВО!
КОМОК В ГОРЛЕ!
КАМЕНЬ В ДУШЕ!
ГЛУХОТУ РАВНОДУШИЯ!
БЕЗРАЗМЕРНЫЕ ЭМОЦИИ!
— Постой! — вскрикиваешь ты. — Даже огонь не вмещает в себя все ледяное и мокрое!
— Тогда бежим принимать радость Гуттаперчевого города! Будем дразниться балконами, сталкиваться крышами, катиться кубарем!... Вон, как та печная труба закатилась под скамейку... И — ничего, дымит себе потихоньку! Всему требуется передышка...

Мне нравится, что теперь при столкновении в воздухе краями балконов мы просто смеемся. Но ты зачем-то останавливаешься над покосившейся аркой и спрашиваешь не по-детски:

— А НЕ ПЕРЕЛИСТНУТЬ ЛИ НАМ ПРОСТРАНСТВО?..