Ещё одна отличительная черта человека Popolznowenja – ощущение того, что его жизнь имеет ценность только вкупе с эстетической составляющей: мало просто жить, надо делать это красиво. Иногда такая эстетическая потребность может перевешивать даже самые основные инстинкты, такие, как еда или сон (конечно, не в фатальных количествах). Кроме этой потребности, в каждом поползновенце присутствует разной степени наивности вера в то, что это эстетическое чувство можно разделить с кем-то ещё. Именно эта уверенность толкает человека к проявлению своих замыслов в виде внешних действий, в противном случае он бы удовлетворялся одними фантазиями, не выходя из состояния пассивной медитации.
Практика показывает , что жизнь в реальном мире, дистанцированном от ощущения Popolznowenja, и в реальном окружении, притупляет ясность искомого чувства красоты, как бы замыливая его. Жизнь не то, чтобы антиэстетична, но то ли слегка хаотична, то ли имеет ещё какие-то скрытые цели. Зато именно благодаря сложности её условий, поиск эстетики оборачивается не готовым ответом в конце задачника, а превращается в игру, приключение, увлекательный квест.
Человек Popolznowenja стремится сохранять чувство красоты, не позволяя вектору этого ощущения затеряться среди множества других потребностей. Мало того, даже привычные потребности поползновенец старается подчинять, сонаправлять и использовать для усиления эстетического чувства, привнося художественность, например, в поглощение пищи, в походку, в положение предметов в окружающем пространстве, – вплоть до проявлений таких фундаментальных сил, как половой инстинкт и осознание Удивительного Величия Природы Собственной Смертности (чувство, которое постепенно замещает у поползновенца обычный для людей, растений и животных Страх Смерти).
Половой инстинкт, который можно по праву назвать источником творческой силы живых существ, некоторые даже поначалу путают с самим поползновением; хотя отличие всё-таки есть. Принятое за норму половое чувство, подобно многим наркотикам, вызывает нечто вроде эйфорического опьянения, которое может смирять человека с недостатками его тела или биографии. Это объясняется анестезирующей функцией некоторых сексуальных гормонов, сглаживающей почти обязательную потерю жизненной силы в момент после конца оргазма – не будем забывать, что целью полового инстинкта является продолжение рода: родители просто обязаны отдать часть себя и своей энергии для зарождения чего-то третьего. Popolznowenjе весьма похоже на любовный импульс, занятый не количественным, а качественным совершенствованием родовой (а при более широком взгляде также национальной и общевидовой) силы. Люди, переживавшие чувство сильной половой любви, знают, что ему обычно предшествует краткий период повышенной положительной мотивации, когда любовь уже присутствует в душе, но пока ещё не находит объекта привязки для собственной полной самоотдачи. Неясное, лишённое конкретики ощущение любви к жизни и ко всему миру, побуждает девушек тщательнее следить за своей внешностью, а юношей – развивать свои силу и ловкость. Подвижки творческого духа могут принимать и иные формы, но, как гормональным фоном, так и самим ходом мышления такие состояния сознания очень похожи на те, которые переживает поползновенец с активированным чувством Popolznowenja.
Любовь, которую даже лучшие поэты из простых смертных представляют себе, как непредсказуемую и неуправляемую вспышку эйфорических чувств, одну надежду на которую почему-то приходится оплачивать долгими периодами невнятных душевных страданий, человеком Popolznowenja воспринимается совсем по-другому. Имеет смысл один раз отделить мух от котлет, разобравшись в этом вопросе и прочувствовав разницу. Во-первых, поползновенец обладает стойким чувством права на любовь, которое никто и ничто не может у него отнять, по-крайней мере, в течении нескольких ближайших жизней. Любовь можно обрести и приумножить, но невозможно потерять, как, к примеру, невозможно потерять профессиональную компетентность. Её тёплый неугасимый огонёк горит в душе поползновенца всегда, днём и ночью, онлайн и офлайн. Формы проявления этой любви могут зависеть от многих причин, например, от существующих традиций, от расстояния и отношения к объекту любви, но содержание этого чувства неизменно, ибо источник его — не в этом мире. Поэтому ничто, никакие события в этом мире не могут осушить этот родник. Мы можем о нём не знать, можем не подходить к нему, боясь заблудиться, можем подойти, забыв подходящую посуду, – но источник наполнен живительной влагой всегда, вне зависимости от наших заблуждений. Поползновенец знает об этом источнике, и знает о его постоянстве, поэтому никогда не страдает любовной жаждой. В нём нет страха потери любви, поэтому нет и ревности. Единственный вопрос, который может его занимать, – как распорядиться водой из этого источника, напиться ли самому, предложить ли ближнему или использовать её для полива растений. Так поступают почти все люди, так поступали наши предки, к этому придут и будущие поколения. Человек Popolznowenja знает своё чувство в лицо так же хорошо, как мастер знает свой инструмент, и, подобно мастеру, делает свою работу, никуда не спеша.