Предисловия нет. Сегодня был "Отелло" и я вся осталась там, рядом с Яго, запрокинувшим голову в ворох пены морской... Поэтому про "Три сестры" пишу по вчерашней тетрадке, в которую до 4 утра писала впечатления. Знала, что Отелло, как всегда, полностью превернет моё сознанание и я не смогу уже ничего написать о ТС.

Ах, какая рядом с этими деревьями должна быть прекрасная жизнь... Как же ошибается Тузенбах в спектакле Спивака! Итак... Три сестры живут словно на вокзале. Поперек сцены - рельсы, ходит туда-сюда стрелочник и то и дело идут через их дом поезда перемен. А дома-то нет, это вокзал - одни чемоданы, да столы на рельсах, да лестница, которая в конце распадается, разрушается, как и весь этот дом. Сестры живут на чемоданах, но он никогда не уедут. Просто их жизнь разламывается, разрывается на куски и сами они всему виной...
В спектакле присутствует свойственный Чехову мотив "глухоты". Никто никого не слышит, никто никого не слушает, а потом сетуют на непонимание. Пожалуй, только Соленого в глухоте не обвинишь - он как раз слишком хорошо слышит всё. Никто не слышит стенания Ольги, не слушают старого Чебутыкина, ни один человек не слышит почти сходящего с ума от любви и непонимания Соленого. И таких примеров в спектакле - великое множество. Дом Прозоровых обречен, да и семья их - какая же это семья, когда главный мотив спектакля - "мне всё равно"? Эту фразу повторяют по нескольку раз все без исключения.
Но поставлен спектакль по-чеховски, это комедия. Даже в самые трагические моменты нет-нет, а улыбнешься чему-то. А порой и смеешься, даже в самый напряженный момент. Играется комедия, комедия о крушении мечтаний, надежд, жизней. И всё равно - комедия.
И никак не разберешься в себе - кого жалеть, почему жалеть? Жаль всех - и в то же время не жаль никого. Все в какой-то мере сами виноваты в своих горестях. И только пронзительно жаль зря прожитых жизней, сломанных судеб, разбитых сердец.

Ирина. Девочка-смешинка. Весь спектакль она постоянно смеется, хихикает, улыбается. И весь же спектакль она девочка, сколько бы ни было лет - так же завязывает шнурки спящему барону, так же радуется волчку и ножичку. Она с легкостью играет чувствами Тузенбаха и Соленого, при этом не любя ни одного из них. И порой кажется, она не осознает, как делает больно Соленому, как почти вынуждает его пойти на убийство. Она обижает его и почти унижает, а от его признаний в любви, нежных и робких, скрывается за занавеской и пренебрежительно отталкивает его. И смешны и нелепы её монологи о труде, о Москве. Какая ей работа, ей бы в куклы играть! Ирина сама подводит барона и Соленого к дуэли, сначала "коньячной", а затем и настоящей. Она не слушает ни барона, ни Соленого, ни сестер, ни Чебутыкина, а только хохочет да играет. И при этом отчанно страдает, что и её никто не слышит, никто не понимает. Ирина всё пытается устроить свою жизнь "как-нибудь", но всё это - пустое... Ведь ей, как всем, всё равно... всё равно...

Маша. "А он, мятежный, ищет бури..." Это про Машу. Ей настолько невыносима жизнь с мужем, кстати, не таким уж плохим, что она отчаянно ищет выход, и почти от безвыходности влюбляется в Вершинина. В самом деле - не в Соленого же ей влюблятся! Хотя некоторое кокетство в сторону Василь Василича есть, и это наводит на мысли, что если бы не Вершинин... Но Вершинин так Вершинин - и Маша сама создает себе всё - даже поцелуи заранее подготовлены, подставлена щека, шея, губы, сказаны нужные слова - и ничего ему не остается, кроме как сдаться. Маша всерьез любит Вершинина, какой-то лихорадочной любовью. До того эта любовь отчаяннная, почти равная с жизнью, что при расставании Маша ложится в соломенный ящик, как в гроб. И кричит, срывая голос, и бьется в руках сестер, когда уходит Вершинин вверх по разламывающийся лестнице. При этом она, словно нашкодившая девочка, внимательна и нежна к мужу, и в то же время безжалостна - ведь он всё знает, но терпит, а впрочем, ему, как и всем, всё равно. И когда, покаявшись в своей любви сестрам, которые её не слушают, она под музыку и крики Ирины идет с Вершининым вверх по лестнице, то кажется, что она спускается вниз...

Ольга. Первый же её монолог - в пустоту. Она говорит о смерти отца, о своем желании уехать в Москву, а Маша свистит, а Ирина хохочет, они передразнивают её и не слышат, не слышат! Да и потом мало кто слушает её - Наташа совершенно не считается с её мнением, Ирина пропускает советы мимо ушей, а Вершинин и вовсе не обращает внимания. Она несомненно влюблена в него, тихой, отчаянной, несчастной любовью. Эта любовь проходит полунамеками через весь спектакль, взрываясь и открываясь в сцене ухода военных, когда, прощаясь с Вершининым, Ольга вдруг чуть ли не кидается ему на шею и осыпает его лицо поцелуями. Потихоньку, на протяжении всего спектакля она грубеет, стареет, и становится всё более и более "глухой". Не слышат её - и она перестает слушать окружающих. Она никогда не уедет в столь желанную Москву, да даже если бы и уехала - разве жизнь там была бы лучше?..

Вершинин. Усталый, замучавшийся и запутавшийся мужчина. Любит он Машу какой-то усталой, почти вымученной любовью и не нужно ему уже ничего от этой жизни, хочется ему другую, а другой не дано. Он боится любви, и машиной, и своей, боится сделать первый шаг, боится поцеловать, сказать. Да и не боится, а всё равно ему. И прощается-то он с ней одной усталой фразой: "Пиши, не забывай". Когда кричит в отчаянье, цепляется за него руками, её почти отрывают от него - это всё равно единственные его слова: "Пиши, не забывай". Ему нечего больше сказать ей, да и не хочется. Его философствования решительно никому не интересны - даже Маша смеется своим мыслям во время монолога. Ему всё равно, всё равно...

Тузенбах. И некрасив барон, и неискренен. И непонятно, любит ли он Ирину, или так, привык уже за пять лет и отвыкнуть не может. Все слова о любви он говорит словно вскользь, иногда даже со смехом, словно в угоду - нате, получите! Со скукой он тянет различные признания и с удовольствием играет на гитаре, поет. да, может быть, он и любит Ирину, только странно это - любовь должна и без слов оставаться любовью, а у Тузенбаха без слов - непонятно что. Он жаждет работать - смешно и нелепо, ведь никогда он не работал. И, клянусь вам, его не жаль. "Одним бароном больше, одним меньше..." - правильно говорит Чебутыкин. Ничего без него не изменилось, ничего не пропало. Ах, да всё равно, всё равно...

Соленый. Вот она, любовь. Без слов, без пылких заверений - в одних только взглядах, в улыбках, обращенных к ней, в выражении лица, в невозможной нежности, которая дарится ей одной. А она...он взял гитару, а она забирает и отдает её барону. Он наливает и подает ей чай, а она его - барону. И надо видеть, как медленно "сползает" с лица Соленого улыбка. Надо видеть, как он стоит наверху лестницы и слышит разговор Ирины и Тузенбаха о нем - как меняется его лицо, что происходит с ним в эти минуты. Его никто не слышит, никто не хочет понять, он сидит на лестнице, в опустошении, отчаянье, что-то говорит Тузенбаху - а тот рассеянно поддакивает и робко предлагает выпить коньяку. Соленый любит, до безумия любит Ирину. Он странен, а не странен кто ж? Почти в истерике кричит он, что черемша - лук, а Москве два университета, но снова никто не слышит его. Его сводят с ума эти люди, которые не обращают на него ни малейшего внимания, которые унижают его, не считаются с его чувствами. Он робко, нежно, срывающимся голосом признается Ирине в любви, а она заворачивается в занавеску и не слушает его. И тогда он с какой-то обреченной нежностью целует её через эту занавеску и в этот момент хочется грохнуть об пол чем-нибудь бьющимся, настолько все нервы натянуты, настолько кипит всё внутри. Столько отчаянья, любви в этом поцелуе. Ирина отвергает его - не выслушав, не поняв. Она практически вынуждает его убить барона, ведет его к этому старательно и долго. И как же устало и обреченно говорит он перед дуэлью, его, кажется, всё-таки свели с ума, он сорвался, сломался. Соленый убийца, но убийца оправданный. И страшно думать, что всё счастье его жизни заключалось в этом вот поцелуе через занавеску, в этой сломившей его любви.

Отдельно хочется сказать о "коньячной дуэли" барона и Соленого. Это потрясающая находка! Сцена играется без слов. Только мимика, жесты и ГЛАЗА! Это настолько тонко, настолько красиво! Вот они - два характера: слабовольный и пытающийся отвертеться барон и твердый, уверенный Соленый. Тузенбах ведь и перед настоящей дуэлью будет трусить, даже ноги не будут держать его. А в коньячной дуэли ведь тоже выигрывает Соленый. Но выиграв, он, почти падая, идет к лестнице и говорит, говорит... А его снова никто не слушает, никто не понимает. Зачем же тогда ему все эти победы, зачем? Может быть, лучше бы было ему умереть...

Андрей. Все слова его повисают в воздухе, остаются без малейшего внимания, да он и не стремится быть услышанным. Хотя постоянно жалуется на то, что его не понимают. Да где же понять его, когда говорит он с одним только полуглухим Ферапонтом! Жизнь его стремительно катится под откос, становится пошлой, низкой. Ему скучно, невыносимо жить, он пьет и играет, спасаясь от этой скуки, он "измельчал". Андрей любит Наташу, всё-таки любит, но ему всё равно, он не замечает и не слушает её и она платит ему тем же. Жалуясь на жизнь, он не делает ничего, чтобы изменить её и ещё глубже вязнет в своем болоте...

Наташа. Ах, как ей к лицу семья, дом! Она единственная, кто хоть как-то пытается обустроить быт, свергнуть чемоданы и создать уют в доме. Она постоянно убирается, складывает, перекладывает, подметает, переставляет... Она любит своих детей, своего мужа, любит сестер, страдает, когда случайно срывается на Ольгу. Наташа пытается навести порядок в доме, на что сестры уже не способны, делает всё, чтобы изжить "вокзальность". И в конце-концов она остается хозяйкой в доме. И несомненно, что при ней дом будет домом, а не вокзалом.

Чебутыкин. Именно ему принадлежит фраза "мне всё равно", которую затем подхватывают все герои. Его никто не слышит, да и он никого не хочет слушать. Он принес в подарок самовар и говорит, как дороги ему сестры, а все уходят из комнаты. Он запил и хочет поделится тем, что на душе у него - от него сбегают все, даже Вершинин. Он так и умирает - незаметно, просто выронив из рук газету.Да ведь всё это только кажется, и не жил он вовсе, это всё кажется... И не всё ли равно?

Нянюшка. Воистину - просто ярчайший пример, как из маленькой проходной роли можно сделать такую РОЛЬ. Это незабываемо, комично, ярко. И снова сплошная глухота - никто её не слышит, и она никого не хочет слушать.

Кулыгин. Он не только глух, но и слеп. И предпочитает быть именно таким, чтобы не видеть романа жены, чтобы быть довольным жизнью. И невольно хочется посоветовать всем остальным брать с него пример - его жизнь сладкой не назовешь, но он доволен этой жизнью, он не устает говорить об этом. Он доволен, он доволен!

А в конце спектакля окончательно разрушается дом Прозоровых и их жизнь. Даже лестница делится на три части и с трудом перепрыгивают образовавшиеся пропасти Родэ,Федотик и Вершинин. А сестры застывают под стук колес идущего поезда и по их лицам проносятся тени вагонов... Но они не едут на этом поезде, они навечно остаются на вокзале, среди собранных чемоданов.

"Отелло", кажется, изучен уже до последней мелочи, до запятых, до интонаций. Но каждый раз - как первый. Каждый раз переворачивает сознание, буквально рвет сердце на клочки, оставляет в груди комок нервов и невыплаканных слез. Хочется остановить время, и пусть долго-долго стоит под морской пеной Яго, запрокинув голову, и не гаснет свет над ним. А у его ног пусть лежат мертвые люди, убитые им, доведенные до отчаянья, любящие и ненавидящие его. Яго стоит, смотря вверх, на эту морскую пену, и о чем думает он? Об убитой ли жене, которой он говорил с такой страстью "венецианка!", которую он так крепко обнимал, которую так нежно целовал, которую он так неистово любил, боготворил и которую столь же неистово ревновал. Которую сам же убил, почти случайно, почти в бессознательном состоянии. Без которой жизнь его кончена, без которой дышать спокойно он никогда не сможет. Или думает он об Отелло, которого довел до убийства Дездемоны? Которого так ненавидел, против которого плел интриги, душой и сердцем которого завладел так легко, так обманчиво. Или о Дездемоне его мысли, невинной и виноватой лишь в том, что она полюбила Отелло? Не узнать, о чем он думает, не понять. Не узнать, осознал ли он смерть любимой, смерть врага и его жены. Не понять, что чувствует он, оставшись наедине с морской пеной и волнами, живой и непрощенный любимой женой.
"О Господи, храни от ревности моих друзей и близких..."