В наши двухтысячные фильм кажется стал еще злобнее дня, чем в его шестидесятые.
глаза современного человека увидят в картонных небоскребах не мегаполис будущего, а эфемерность шатких ценностей дня сегодняшнего. первые неоновые вывески и бутафорские шедевры коммуникации. гармошки эскалаторов и прочие чудеса техники. к слову, на декорации автор потратил большую часть средств. картина не была признана зрителями даже впоследствии, в сокращенном варианте. критики назвали ее шедевром.
Не боясь быть комичным, автор сам исполняет роль туриста-резонера Юло, нелепого в своих клетчатых штанах в обществе витрин супермаркетов и начищенных щегольских ботинок.
здесь Старый Свет смеется над Новым светом и над самим собой. здесь тележка с мороженым едет в ногу с кабриолетом, а в одном стекле отражается и Эйфелева башня и Базилика Сакре-Кёр.
На создание картины Тати потратил три года подготовки, год съемок, год монтажа и все деньги, полученные за предыдущие фильмы.

***
Когда сам целиком делаешь фильм, сам пишешь сценарий и ставишь, надо очень любить его. Я не думаю, что можно находить каждые полгода или год достаточно богатый сюжет, чтобы можно было в нем выразить себя.
Жак Тати /Jacques Tati/

фильм действительно дышит любовью. которая не стирается временем. в нем ни тени злости или сарказма.
пусть они думают что входят в дверь, не видя что от двери осталас только ручка. опираясь на спинку кованого стула, не замечают вмятину (пусть и в форме короны) на спине дорогого пиджака. думают что движутся вперед, сами замкнув кольцо.
едва ли знают, где выход из лабиринта лестниц и этажей. мира, поделенного на ровные кубики. каждый внутри своего.
этот фильм очищает глаза, даже прищуренные от смеха. обостряет слух, предпочитая лишним словам настоящие звуки, затерявшиеся теперь в многоголосье шумов.


вечереет. парижский аэропорт огнями встречает приезжающих.