- Ненавижу собак.

- Не поверишь, я тоже.

- С детства не люблю этих тварей. Безмозглые марионетки. Полное отсутствие намёков на личность.

- Ты перегибаешь палку.

- Возможно. Я немного не в себе. Прости.

- Дурак. Извини, я не хотела тебя оскорбить.

- Не извиняйся. Я понял.

- Мне страшно.

- Мне тоже. Не нужно об этом, хорошо?

                   Тяжело дышит, жмурится, прижимая к животу правую руку. Левой судорожно ерошит волосы.

- Не буду.

                    Долгая пауза. Она съёживается, обхватив руками колени, кусает губы, прячет лицо.

- Не плачь.

- Я не плачу.

- И не плачь. Лучше спой.

- Не могу. Прости.

- Жаль. Мне нравилось, когда ты пела… Ой, чёрт! – судорожно сжимает зубы, сгибаясь почти пополам.

- Диски.

- Что?

- Диски, лазерные. Они такие красивые! В детстве я очень любила их рассматривать. Когда они только появились. Такие радужные, просто волшебные…

                   Он вымученно улыбается, давится кашлем. Вытирает кровь с губ. Она пододвигается ближе, начинает тихонько перебирать пальцами его волосы.

- Никогда об этом не думал…

- У моего папы были диски, сотовый телефон, здоровенный такой, и пистолет. Газовый. Я любила вертеть его в руках, он был такой тяжёлый, чёрный. Я целилась в стену и спускала курок. Он всегда был разряжен… Прости.

- Ничего. Я тоже оружие люблю. Пистолеты, ружья, арбалеты…

- Я всегда хотела научиться стрелять из арбалета.

- И я…

                Срывается на душераздирающий стон, пальцы судорожно комкают залитую кровью рубашку на животе. Она пододвигается ещё ближе, осторожно кладёт его голову к себе на колени, наклоняется и целует в переносицу.

- У моего отца на рабочем столе стояла такая красивая штука для всяких ручек. Там был ножик для бумаги. Ну там, письма вскрывать, или ещё что. А я думал, это самый настоящий кинжал. И что, если придут воры, или бандиты, отец возьмёт этот кинжал и будет защищать нас с мамой…

                 Останавливается, чтобы отдышаться. Закрывает глаза, вздрагивает, пытается сдвинуться с места, опираясь на пол рукой. Рука подгибается, скользит по крови, которой уже натекло на метр вокруг.

- Тише, тише… - она глотает слёзы, с трудом сдерживается, чтобы не зареветь в голос.

- Он нас очень любит. Он не показывает, как сильно, но я знаю. Я видел, как он плакал на кухне когда маму положили в больницу с туберкулёзом… Он нас любит. Меня и маму. И я его люблю. И маму люблю… У меня красивая мама. Красивая и добрая…

                 Она гладит его по голове, убирает с лица волосы, тихонько проводит пальцем по линии профиля.

- Я хочу тебя нарисовать. Серебряным карандашом. Будет красиво, маме подаришь.

- Спасибо… Ты действительно хочешь нарисовать меня, или это из жалости?..

- Дурак. Извини, но ты сам напросился на оскорбление. Я действительно уже давно хочу тебя нарисовать. Вот как выздоровеешь, так и нарисую. Или даже раньше. Позировать-то ты мне сможешь. Я хочу нарисовать тебя в профиль, так что можешь не напрягаться. И во сне нарисую. Представляешь, проснёшься, а портрет уже готов!..

                Он пытается улыбнуться, но вместо этого заходится в жестоком кашле. Сплёвывает на пол сгусток крови. Она смотрит с ужасом, сжимает кулак, царапая ладонь ногтями до крови.

- Ну надо же… Мама тоже кровью кашляла… Я так за неё боялся! Вылечили…

- Конечно, вылечили! И тебя вылечат…

- И тебя вылечат, и меня вылечат… - улыбается, цитируя старую любимую комедию.

- Обожаю «Ивана Васильевича»!

- А кто ж его не любит!..

- Замуровали, демоны… - вздыхает, косясь на дверь.

                   Берёт его руку, подносит к губам и целует.

- Ты что это делаешь? – он выдёргивает руку, - Что это за номера?

- Прости. Никогда не считала это унизительным, или зазорным. В щёку можно поцеловать, в губы можно, а руки целовать нельзя?

- Только женщинам.

- И пианистам. Дурачок.

- Извини. Просто мне было неудобно…

- Не важно. Я попробую ещё раз позвонить…

                   Достаёт телефон, несколько раз пытается набрать номер.

- Чёрт, батарейка села. Чёрт! Чёрт! Чёрт! – с досадой отшвыривает телефон в угол.

                   Отворачивается к стене, сжимает руки в кулаки. Он смотрит в потолок. Спокойно, неподвижно, бессмысленно. Очень медленно, тягуче, срываются в пустоту секунды. Тихо. Слышно лишь его свистящее дыхание и тиканье её часов.

 

 

 

 

- ЭЙ!!!! КТО-НИБУДЬ!!!!!

                    Она колотит в железную дверь, стучит, обдирая в кровь костяшки пальцев.

- Кто-нибудь меня слышит?!!!! Откройте, умоляю!!!! Моему другу срочно нужен врач!!! Ну, где же вы!?!! ЭЙ!!!!

                   Двигается вдоль стены, отчаянно молотя кулаками по листовому металлу обшивки. Останавливается, оглядывается, поднимает с пола деревянный брус, начинает колотить в стены им.

- ЭЙ!!!!! Куда вы все подевались?!!! Ну, хоть кто-нибудь!!! Отзовитесь!!! Вызовите милицию!!! ЭЭЭЭЭЭЭЙ!!!!

                   Замолкает, захлёбываясь рыданиями, медленно сползает по стене на пол. Достаёт мобильный телефон, несколько раз пытается набрать номер – пальцы по клавишам не попадают. Наконец набирает. Безуспешно. Набирает еще раз, ещё.

- Чёрт, Чёрт!!! Ну, давай же, МТС, родименький! Соединяй!

 Так, отлично! Даня, миленький, возьми трубку! Алло!!!

      Даня?

      Даня, тут такой ужас! Мы с Серёжей на каких-то складах, я не знаю… Он хотел что-то для машины, а тут эти… А у них пистолеты, они стреляли… - срывается на рёв.

       Да, да, Дань, я постараюсь…

       Какие-то склады.

       На юге, за кольцом.

       Не знаю, какая улица… Что? Дань, я не слышу, что? Алло!!! Да.

       Они стреляли… Не знаю, кто… Да, в Серёжу… Я за ящиками пряталась. Они меня били, по лицу… Не знаю, кто-то им позвонил… Алло!!! Даня? Даня!!!

       Я не знаю, что с ним… Кажется, без сознания… Да, дышит… - снова срывается на рыдания.

       Алло! Даня!!!! Алло!!! – смотрит на экранчик мобильного.

- Чёрт! О, Господи!!! – еще несколько раз пытается набрать номер. Безуспешно.

                        Запрокидывает голову назад и начинает рыдать. Задыхается, захлёбывается слезами, причитает, ревёт, как простая деревенская баба. Потому что не знает, что ещё можно сделать. Её всхлипы отдаются гулким эхом в затерявшихся в темноте углах склада.

 

 

 

 

- Я не хочу умирать.

- А кто сказал, что ты умрёшь?

- Брось. Я же умираю… Я уже почти не могу говорить…

              Сглатывает, закрывает глаза. Несколько мучительных секунд молчит, затем открывает глаза.

- А к боли я уже привык, ты не бойся… Слушай… Возьми мой телефон…

- Где он?

- Во внутреннем кармане куртки…

              Она осторожно просовывает руку под его куртку. Он морщится, левая рука судорожно сжимается в кулак. Она вынимает телефон.

- Что я должна сделать?

- Записная книжка…

- Да.

- Ханты-Мансийск… Нашла?..

- Нашла.

- Когда выберешься… Позвони туда… Расскажешь всё… Её… Её зовут…

                Заходится в кашле, сгибается пополам. Она сжимает в руках его телефон так сильно, что белеют окровавленные костяшки пальцев.

- Её зовут Майя… Майя… Позвонишь ей…

- Да.

- Обещай…

- Я обещаю, что позвоню ей.

- Не забудь… Майя…

- Не забуду.

- Хорошо…

                   Закрывает глаза. Вздрагивает, ещё раз.

- Больно…

- Я здесь. Я рядом с тобой.

- Юля…

- Да, я здесь.

                   Его уже всего трясёт, он распахивает глаза, начинает цепляться окровавленными пальцами за её свитер.

- Юля…

- Да, Серёж, это я. Всё будет хорошо.

- Перестань врать… Что хорошего в том, что я сдохну?..

- Не говори так!

- Не буду… Обними меня…

                  Она осторожно приподнимает его за плечи и прижимает к себе. Его трясёт мелкой частой дрожью, сиплое дыхание раздаётся над её ухом, его руки сжимают её свитер, оставляя красные разводы на белой шерсти…

                  Она смотрит прямо перед собой и пытается заставить себя не думать о том, что сейчас произойдёт, и – ещё хуже, ещё страшнее, - о том, как со всем этим дальше жить. Прижимает его к себе всё крепче, как будто это поможет удержать его душу в теле…                   

                   Слёзы на лице высохли, кожу стянуло и щиплет, но это происходит с кем-то бесконечно далёким, и совершенно не важно…Перед глазами темно, нечем дышать, сердце бьётся зловеще медленно. Ужасная, заиндевелая, сковывающая дыхание мысль топчется на пороге её сознания.

                   «Его больше не сотрясает мелкая дрожь. Он даже не вздрагивает. Это значит……………………………………………    

                   «Она обнимает не своего близкого друга… Не потрясающего пианиста… Не бесстрастного ироничного человека, которого друзья прозвали Стужей и Снежной Королевой… Не того, к кому шли и шли sms-ки из далёкого Ханты-Мансийска…

                    «Нет, это не Серёженька… не Серёжа… не Сергей Балашов……………………………………………………………..

                   «Его больше нет. Она прижимает к себе просто «тело»………………………………………………………………..

                    Полупустое здание складского ангара. Теряющиеся во тьме углы и потолки. Коробки, деревянные брусья, опилки. Очень много крови. Яркой, очень яркой, красной. И слышно только как тикают часы. Маленькие женские наручные часики.