РАССКАЗ

Б А Я Н

… Знание – орудие, а не цель.
Л.Н.Толстой.

Лето в тот год можно было вычислить лишь по календарю.
Сначала июнь, затем весь июль стоял холод, и шли затяжные, словно осенние, дожди. Кто-то подсчитал, что за два летних месяца всего и было пять солнечных деньков. Потому купаться не хотелось, а вот в баньке похлестаться веничком, потерпеть жар – тянуло.
Поехал к Вовке Тюлину. Мы когда-то учились с ним в одной группе. Теперь он уже не просто Вовка - Владимир Иванович, старший преподаватель кафедры «Агрономия» сельскохозяйственного факультета.
Отправился я, как и приглашали, в субботу к вечеру, в самый, что ни на есть банный день. Рубленая банька на самом берегу чистого, как слеза, озера ждала протопления. Подхожу ближе: дверь нараспашку, выбегают два смуглых юноши – и с ходу к свинцовой глади водоема.
Следом на пороге вырос, блаженно улыбаясь, Володя.
Тело богатырское, красное, пар от него валит.
- Здорово, Саш! Скорей раздевайся и в парилку. Потом искупаемся вместе.
Я ставил одежду в предбаннике и шагнул в жар следом за ним. Мы забрались на верхний полок. Термометр показывал больше ста градусов, однако тканый деревенский половичок не давал осиновым доскам обжигать тело. Приглушенный свет лампочки обволакивал черные глыбы каменки, тусклый медный ковшик, кадушку с теплой водой, где томились свежие березовые веники, и нас. Здесь царил иной, таинственный, нереальный мир. Не только тело, душа неосознанно стремилась время от времени оказаться во власти его.
- Когда твои гости успели так загореть?
Володя от души рассмеялся.
- А-аа! Это студенты-арабы, в карельской бане они первый раз. У нас на отделении учатся. Постигают профессию «ученого агронома». Рафат – из Палестины, на третьем курсе, а Баян – на первом, хоть и старше на три года. Иорданец, правильный такой. У них столица Иордании – Амман. Наберет полные легкие воздуха, выгнет грудь колесом и торжественно произнесет: «Амм-мма-на!». Как с минарета пропоет. И поглядывает на всех свысока, беркутом. Будто он – последняя инстанция, а все стальные хоть и говорят «Амман», но это далеко не так.
Мы дали телу дойти потом, затем Володя плеснул горячей воды на каменку. Кипяток на раскаленных камнях радостно зачавкал, зашипел, превращаясь в пар. Здоровый дух заполнил парилку.
- На одном только нашем факультете четырнадцать заморских студентов учится, но их не видно и не слышно. Порой создается впечатление, что университет посещает один Баян. Его соплеменники сами руками разводят и изумляются. Не случайно у него имя такое. «Баяном» ведь называют «разновидность большой гармоники со сложной системой ладов».

В предбаннике раздалось шлепанье босых ног.
Дверь отворилась и в парилку бочком проскользнул высокий юноша с правильными утонченными чертами лица. Мы подвинулись, высвобождая место.

- Рафат, забирайся к нам. Знакомься.
Молодой человек легко поднялся наверх и протянул мне узкую двухцветную кисть:
- Да!
Я легонько ее пожал и тоже представился:
- Александр.
Володя окликнул:
- Баян!
В ответ гробовая тишина.
- Баян! Ты опять в предбаннике хочешь отсидеться? Бегом сюда.
Я с нетерпением поглядывал на дверной проем, ожидая появления подданного Иорданского королевства.
Дверь в парилку вымученно заскрипела, приоткрылась и внизу, едва ли не над самым порогом, нарисовалось закопченное лицо с широко раскрытыми от ужаса глазами.
- Ты чего, Баян?
- Жарко… я так нэ могу!
- Интересно: Всю жизнь в пустыне прожил, а тут не можешь. Забирайся к нам.
- Нэ-э-т, жарко.
При этом он послушно, на четвереньках, перебрался через порог, уселся на пол и прижал ладонями уши.
Мы еще несколько раз плеснули на раскаленную каменку, с азартом отходили свои тела душистыми вениками и затрусили к озеру. Баян с радостью присоединился. А вода прохладная…
Быстро пронырнули, окунулись: «У-у-у-х!». Свежо! Еще бухнулись напоследок и бегом на полок.
Палестинец встревожено:
- Баяна нет!
- Да, наверное, тихонечко идет.
Снова хорошо прогрелись. Жарко! Спешим купаться. Смотрим: Баян сидит по грудь в матово-серой воде, на корточках. Плавать не умеет, сидит и дрожит. Рябь гонит. Весь в каких-то жутких пупырышках. Губы у них и так черные, а тут – иссиня-черные. Смотреть страшно. А кожа наоборот побледнела. И даже зрачки глаз белые. Портрет-шарж от Пабло Пикассо!
- Ты чего здесь?
В ответ угрюмо, не глядя на нас:
- Здэсь лучшэ, чэм тама…

Когда арабы оделись и пошли, по приглашению хозяйки, в дом отведать душистого чайку, я поинтересовался:
- Они что, сами к тебе напросились в баню-то?
- Да, нет. Сейчас расскажу…

- Баян ведь сначала поступил не к нам, а на строительный факультет. Его, единственного из студентов, заинтересовало деревянное зодчество, хотя в Иордании, как ты знаешь, дерева нет. Отучился один год. Заявляет: «Нэт! Буду выучить русский, как Лэнин. Знать языка, который говорить хорошо, надо очэнь!».
Ну, «надо», так надо. Перевели его на филологический.

Однако от скучных учебников его воротило. Орфография с пунктуацией нагоняли зевоту. Хотелось живого дела…

Получила какую-то очередную длю независимости палестинская организация. Вроде как сказали им официально, что эти кусочки земли сектора Газа и правый берег реки Иордан – «ваши». По этому поводу все арабы, независимо от гражданства и политических симпатий, ликуют. Издали стенную газету: нарисовали свой край, красным отметили отвоеванную территорию: «Поздравляем всех палестинских студентов. Ура! Ура! Ура! Вперед и дальше!» Плакат закрепили кнопками на стенде у деканата.
Мимо, по-хозяйски ступая, идет профессор Рабин, который не за Россию, не за ФАТХ и не за ХАМАС, а за свою собственную Родину. И видит он, что весь его Израиль оказался, по этой карте, Палестиной. В сердцах срывает газету и сует ее вахтеру.
Та к декану факультета: «Куда девать?»
В ответ простое решение:
- Выбросьте куда-нибудь.
Хорошо она не выбросила, а рачительно прибрала в каптерку.
Эти приходят на следующий день – опа!
- Где наша родная Палестина?
Баян громче всех:
- Покажите, кто снял? Расстрелять! Выяснить…
И делегация к декану. Хотят новую газету выпускать, где для Израиля вообще ни клочка земли не будет оставлено. Баян требует: «Покажите человека, кто посмел сорвать?»

Но Рабина не выдали. Вместо этого объяснили, что вахтер газету сняла сама, так как некуда вешать расписание занятий. Боевой листок им отдали и они успокоились.

…И вот «юный лэнинэц» на филфаке.
Сам и по-русски плохо говорит, а там программа о-го-го! Не каждый местный осилит. Его земляки – те молодцы. Есть у них напор, настойчивость. Стержень! А этот – размондяй. С «хвостами» и зимнюю, и летнюю сессию закончил. При этом убежден, что русский он знает достойно, только учителя придираются.
Рафат, из чувства глубокой солидарности, потакает ему. Готов пособничать. И они на пару отправляются в деканат искать свою правду. Для чистоты эксперимента прихватывают в карман диктофончик.

У нас декан русскоязычного факультета – занятный мужик. Горячий, заводной. Матершинник – страшный! Свой листочек с фамилиями абитуриентов, которые сильнее других хотели попасть в университет, называл – «список Шиндлера».
Жил он исключительно верой в спасительную миссию российской державы, настаивая, что «пролетарское происхождение и низкий культурный уровень – наши главные козыри».

В деканате гости России у секретаря спрашивают:
- Декан тут?
В ответ молоденькая сотрудница тряхнула кудряшками.
Вваливаются, оставив дверь нараспашку. Тот по телефону разговаривает и им недовольно:
- Подождите!
Баян против:
- А чего ждать? Вы тут все равно ничем важным не занимаетесь…
Он:
- Выйдите!
- Вы не правы. Мы пришли к вам с вопросом!
Вены на шее декана призывно набухли. Лицо побагровело.
Он бросил телефонную трубку мимо аппарата и, уставившись на Баяна, принялся судорожно шарить по столу и нервно комкать служебные бумаги, по слогам выстраивая дипломатический спич:
- Мать…вашу…ети!!
- Ах, вы так с нами?! А вот здесь у нас все записано…
Товарищи с братского Востока демонстративно достают диктофон и, кривляясь, поддразнивая, крутят им на недосягаемом расстоянии.
Резко, с грохотом отодвинув стул, декан вскакивает и галантно подлетает к иностранным корреспондентам. Интервьюируемый силится дотянуться до записывающего устройства, Рафат с Баяном сопротивляются, брыкаются. Завязывается маленькая драчка. Кто-то оказывается на полу, «в партере». Получается как бы безобидная свалочка, потасовочка.
Диктофон падает на пол. Студенты его хватают и выскакивают за дверь. По гулкому коридору за ними еще долго, по пятам, гонится гортанное эхо истошного крика.
По секрету мне поведала все это секретарша, уморительно изображая персонажи «в лицах». Я от хохота чуть с кровати не свалился…

Свой визит вежливости они нанесли неделю назад. В качестве ответного реверанса зарубежным гостям объявили выговор. На том дело и кончилось.
Баян, разумеется, возмущался по этому поводу, что «их как бы всегда, как бы все… «гнобят». Обзывался нехорошими словами.

У него осторожно осведомляются:
- Будешь дальше учиться здесь?
- Нэт, - вещает. – Типун вам на ваш вэличий могучий русский язык. Баян хочэт учиться там, гдэ Рафат; Он все сдает на «прэкрасно», мнэ остаются одни двойки, а учимся одинаково.

Володя, утирая пот со лба, продолжал:
-Я, как грех, прохожу мимо своей кафедры. Меня хватает за рукав наш Петрович, тащит к себе, сбивчиво пересказывает последние «международные» события и умоляет разобраться с этим «негодяем». «Почему я?» - «Потому как с этого момента он твой. Можешь не усыновлять его, а на поруки взять придется. Нужно поддержать палестинцев в борьбе за независимость».
Причем тут «независимость»? Свой чудак на букву «м» есть в каждой деревне, ауле, кишлаке. Эта напасть не знает границ…
В итоге открутиться мне не удалось. Придумываю теперь для него культурно-развивающую программу. Знакомлю с карельскими традициями. Веселю, как умею.
Ж ж ж

Я вдосталь напарился в баньке. Всласть попил крепкого, с мятой чайку внакладку. И, прощаясь, поинтересовался у Баяна:
- Как выучишься на агронома, здесь у нас будешь бананы разводить или там картошку?
Баян отмолчался.

Потом, я слышал, он уехал на родину.
После учебы на трех факультетах ему были все дороги открыты.

АЛЕКСАНДР КОСТЮНИН, Петрозаводск, 2007 год.