Сказали мне: народ алчет песен. Надо пять-шесть, про зиму и любовь. Обещали слушательниц эзотерического толка, розумеющих светлую грусть.
Прихожу. Педагогический курятник, клуб свидетельниц нашествия Мамая. Самая любовная песня у них – «Отцвели уж давно». И самая жызненная.
Сижу в углу, строю инструмент. Дамы подкрадываются, блестят в меня лорнетами.
- Ага! – радуются. – Превосходно!
Будто я настольный поросёнок, с хреном.

Впорхнула гений конферанса, женщина-праздник. Светится, хоть прикуривай. Не разделась, сразу ко мне:
- Я выйду в начале, буду бить в треугольник. Правда здорово придумала?
Кивнул. Зачем расстраивать. Может, думаю, в том есть сермяжная правда – добивать училок треугольником.

Думал: три раза брякнет, (третий звонок) и уймётся. Фигу!
Она подражала курантам, чередовала восьмистопный ямб драматическими паузами.
Двадцать четыре куплета!
Какие-то Плутонианские часы, где сутки вдвое длиннее.
Но никто же не знает, что эта тётя - куранты. Все думают, она стоит и долбит одну ноту, потому что с ума сошла.

Лицо конферансьержки при том плясало. Подмигивало, поднимало бровки, косило на йолку, губками делало плям-плям.
Было неловко и до слёз скучно.
Понимаете, треугольник такой инструмет...
В дет.саду партию треугольника поручают шудрам и самым слюнявым идиётам. Идиётам всё равно, а шудры потом стыдятся и до пенсии скрывают.
А тут - сольная увертюра, долгая, как пешком до Плутона.

С последним дзынем сделался Новый год и заснул последний зритель. Конферансиха залудила прегадкое буриме. Начало такое:
Новый год, новый год.. (пять раз)
Что он нам всем, друзья, принесёт...

Потом, собственно, концерт. Первая часть – дремучая бардятина. Про горы, прости любимая, и про ласкать губами пестню у костра.

Ко второй части удачно опоздал С.Б., джазмен-алкоголик. Тоже пришёл скулить про снег и чувство.
Гражданин страны двух конфессий, он радуется зиме уже месяц. Сначала с католическим, потом с православным электоратом. Оттого дорога под ним змеится, выскальзывает, и даже отпрыгивает в сторону
С.Б. подруливает себе бровями и чехлом гитары.
Пролез сквозь зал, плюхнулся рядом. Дыхнул, закусить не предложил.

После антракта пели дуэтом, но быстро стало лень. Потренькали «прощание в Венеции», повернули к финалу.
Тут у нас принято вовлекать в пение зал.
С.Б. шепчет: давай «виноградную косточку», я там слабаю импровизацию, под Джо Пасса.
Проигрыш залудили на 24 куплета. Отомстили за куранты.

А вы думаете, почему педагоги джаз не любят?