Мой прежний кот был прекрасен. Огромный, рыжий, ясноноглазый. Себя он полагал царём всея фауны и отцом японских самураев. В бою не знал равных, умел бить задними ногами в прыжке.

Однажды оттдубасил дядю участкового. Тот зашёл с миром, спросить про соседа. Но не знал болезный, что с гуталином к нам нельзя!
Мы дали ему пластырей-тампонов и наврали, что не кормим кота приблудными ментами.

Кот не любил гуталин - ужас! Хвост клубил, усы топорщил.
- Свои так не воняют – думал кот. Блестящий обув был признаком врага. Враг подлежал избиению тут же.
Знакомый маклер, хитрован, бегал прятать зеркальные свои штиблеты в шкаф. От греха.

Однажды котейко отметелил сразу троих: меня, жену и соседского Бультерьера-задохлика.
Жене пришла фантазия устроить коту променад. Пусть-де мир посмотрит. А в миру соседи бульку к водостоку привязали. Пёс прыгнул, порвал поводок и дальше – вопли, рыжие смерчи, кровища хлещет. Кот по кирпичной стене взбежал на второй этаж и воет на нас оттуда голосом Брюса Ли. Единственный не раненый.
А мы, разодранные в лоскуты, втроём, восторженно ему внимаем.

Благородства был – необычайного. Он умер бы со стыда, если б вдруг нагадил мимо горшка.
И никогда не брал чужой еды. И прежде чем напасть, предупредительно смотрел в глаза.

Похоронили его под сиреневым кустом. Гавриловна посадила кустик валерианы на могилке. Пострадальцы-ветераны вереницей ходили свидетельствовать почтение сатрапу. Стояли, вздыхали. Приносили полевые цветочки и зёрнышки CatCafe.
А он смотрел на это с облака и жмурился: то-то же!