А знаете, почему Иваныч?

Ездил в детстве на охоту, на уток. С мужиками. Мужики матёрые, вкусно вонючие водкой, портупеей и носками. Настоящие охотники. Матюки такие, что чуть громче – утки бы падали без выстрелов. От шока.

В будке, на спине плачущего в гору газона жарили яиШницу. Куриные яйцы жарили, собственными рисковали в сантиметре от раскалённой сковороды, прикрученной (казалось) прямо к газовому баллону. На полном скаку. Весело и страшно!

День ехали. Байки и гогот. К ночи добрались до хутора. Долго пили, потом шли спать в сено. Детей двое, я - и не помню уже кто. Забрались на сеннУю вершину, смотрели спутники. Раз в десять минут из-за стола прибывали ослабшие. Все нанизывались задами на припрятанные хозяевами деревянные вилы, ойкали и головой вперёд втыкались в душистую пылюку. К четырём утра стог был нафарширован мужиками под завязку. Бликующие пятки во все стороны, как орудия броненосца. Сеновал Потёмкин-Таврический.
Последним пришёл Иваныч. Самый голосистый и бездонный. Он тоже ойкнул, почесал уколотое полушарие и почему-то пошёл спать в собачью конуру. Схватил кавказца за уши, выволок из будки и сам занял нагретое место.

Утром - мужики злющие, будто это их с тёплого повыгоняли. Рожи синие, губы сосисочные. Один Иваныч, счастливый, спит в центре двора пузом к солнцу. Он встал в пять утра и, шутки ради, выпил три бутылки, оставленные компанией на опохмел. Остряк. Бэнни Хилл.
Никто (хм-хм) не смеётся. Даже не думает. Даже не улыбается сардонически.
Взяли проглота за конечности, раскачали, вбросили в кузов, поехали дальше. В тишине. В страшном молчании. Иваныч издевательски храпит весь остаток пути. Нагло. Точнёхонько в уши и звенящие мозги.

Потом пальба, спаниэли таскают селезней, в кустах Мюнхаузены с двустволками геройствуют. Иваныч тоже побрёл охотиться, но спит в луже. Потом говорил, что шёл-шёл и устал, и подумал «на хер!», и лёг, и уснул. А вечером встал и полез по камышам утей собирать. Больше всех набрал. Ни разу не пальнул в тот день.
Зато на следующий - повесил на сук жестянку из-под сардин в томате, отсчитал полста шагов и по-Лермонтовски поднял ствол.
Естесственно, засадил кому-то в Ж. Всего одна дробина, но извинялись всей компанией, поили недругов...

Всю дорогу – Иваныч... Иваныч... Иваныч...
Как А.Калягин в «Зд., я ваша тетя» - пока в кадре – всё переливается и блестит. Выходит за рамку – будто потеряно что-то...

Я вовсе не стремлюсь к алкоголическим подвигам. Меня восхитила тогда Иванычева отдельность от всех. Бесконечная свобода, которая не через убегание от общества рождалась, а прямо тут, в присутствии. Не нравится – сами бегите. Беспредельный кураж.

Теперь скажите мне, что такое обаяние?