Беда такая – я пить бросил. Не то чтоб, трясясь за каждым чОхом, решил дожить до трёхсот лет - нет. Или – чего ещё похуже, взалкал душевного идиотизма, опосредованного телесным совершенством. Тоже не надо.
В идеально здоровом теле вовсе нет души. Она обратно пропорциональна всяким эллинизмам – бицепсам, кудряшкам, мягкой печени и дыханию без присвистов. У чахоточных очкариков, заикающихся сердечников, псориазных туберкулёзников и иже с ними глаза другие - живые, хорошие. С этой поликлиникой всегда можно обняться и поплакать. А все, в ком есть отрада взору, - невыносимые собеседники, мученье для ума и духа. С девчонками, ещё туда-сюда… Этих можно разделить хотя бы: умные направо – красивые налево…

… Помните, кстати, старую шутку:
- Ей приходилось быть умной, чуткой и даже утончённой, - а всёиз-заслишком широкой задницы…

Так вот, я не стремлюсь очистить органы от шлаков и удивить зеркало румянцем. Мне милы мои нестойкие к морозу бронхи, аллергия на кофе и ноющее к ветрам плечо. Я просто потерял алкоголический кураж.

Мы рождество католическое праздновали. Времени - две ночи впереди. Усадьба в лесу, запасов на неделю… Я, девчонки и два моряка по фамилии Семёнов. Вообще-то только один из них был Семёнов, но вот какой именно…

Сначала все выпили потому, что ехать больше никуда не надо. Ну, я – пас. Пропустил.
Потом мужики выпили, когда в баньку пошли. Сам в баньку пошёл, но трезвость не порушил.
Потом моряк Семёнов побежал купаться в снегу, а за ним побежали дети, смотреть, как он будет купаться. Моряк Семёнов не снимая полотенца, трижды обежал вокруг усадьбы, думал оторваться от детей. Замёрз, вернулся. Выпили для сугреву Семёнова. Рюмки подняли в мою сторону, я в ответ – ручкой помахал.
Сидим, празднуем католическое рождество. Дети спели песни с табуреток, спать пошли на второй этаж. С потолка сыпется на стол штукатурка… Засыпают значит. Объявили прозит - «за детей». Поднял, пригубил, поставил.
Люди за столом душевные, песни поют, байки рассказывают… Моряки по фамилии Семёнов приготовили девчонкам глинтвейн… Всё как положено, повторно не разогревали, мешали только деревянной ложечкой… Фруктов в кастрюлю напузырили. Водки туда же плеснули, на всякий случай, чтоб девки не скучали. Ну, да девкам нравится, глазки блестят, шашлык мнут, помидорками консервированными слезу выжимают.
Тут же Хеннеси, какой-то Дэниэлс, водка из приличных… Мне соку больше не дают, говорят – только с водкой. Не пью – дурак дураком! К утру моряк Семёнов стал делить на три части даже односложные слова. Для скорости речи. Потом приподнял того моряка Семёнова, который выглядел огурчиком, но ходить уже совсем не мог и они пошли спать к детям…

Я же весь следующий день проспал в нумере, топил камин, читал эстетскую книжку и смотрел в окно на пруд замерзший. На обед только спустился, картошки поклевал – и опять назад – смотрел на пруд, пил чаёк, марал бумагу, много думал про любовь…
И что самое странное – доволен отдыхом остался. Хотя такое асоциальное поведение и подрывает образ светского льва, что взлелеян годами.

В общем, надо что-то решать.