Попивая глинтвейн

в полуподвальном кафе,

где внепланово в день после выборов

вечер памяти Виктора Цоя,

мы сидим, как в прокуренной кухне

эпохи застоя,

и не ждем перемен.



Сеть не ловит,

и как-то зловеще молчит телефон,

как последний патрон, только sos

всё ещё досягаем,

абонент недоступен —

не жив и пожалуй не мертв —

так давно не берет,

что уже не реален.



В этом бункере время застыло,

но город живет сам собой,

и обратный отсчет его к черту

несет на кулички,

где по улице бродит

заблудившийся 37-й,

подбирая любого, не глядя где свой,

где чужой —

все безлики и, в общем, безличны.



Пока мы тут, заныкавшись

в полуподвальном кафе,

всё смакуем восьмидесятые,

коих почти не застали,

там над нами, возможно, уже оживает

проспавшийся Сталин...

Цой хрипит обреченно и тянет

последний куплет

про кукушку, которая слишком уж

многое знает,

но не даст ему нужный ответ.


Софья Грехова