Автомобильные пробки наказывали себя нервными фарами, и свет фонарей растворялся в мире умирающих рекламных светлячков, и их красноватость вычеркивала слова. Волочу ноги по скользкой грязи, образующей необъятный ковер, который растет, поднимается, вбирая в себя мутные проблески фонарей, пока не становится небом. Редкие прохожие так увязли, закутали все части тела, что напоминают собой бесформенные узлы, которые двигаются как по наказанию, мне холодно, и я иду в этом деструктивном тумане, и все больше и больше становлюсь неким персонажем, и мне так легко чувствовать себя бедным Акакием Акакиевичем, чиновником Гоголя, утратившим шинель. Я ощущал себя персонажем, о котором читают.