Я трогаю себя рукой: я — жив!
жив — упоительно, достаточно, чтоб видеть
луну небес, плывущую в каналах,
вернее, множество продолговатых лун,
напомнивших мне выпуклость яиц
в корзине у торговки, на углу,
где дом стоял, в нем Няня умерла
великая — великого питомца,
она его вскормила млеком речи,
потом ждала: "Жизненочек, голубчик,
душа души, свет слепнущих очей!"
Ее любви достало б для защиты
немыслимой сохранности Его,
а может быть, и нас — грядущих,
не надобных и не известных ей,
смиренно мощь заботы упасла
от худшего, чем нам дано, удела...
Ранимая израненная крепость,
мой Петербург, крепись, крепчай, плыви...