Реплика у привокзального киоска:

"Извините, я Вас очень огорчу,

если попрошу бутылочку "Новотерской"?

Три рубля у меня есть."

Это Московский вокзал Санкт-Петербурга.

А началось это путешествие на Ленинградском вокзале.
Поезд Москва-Санкт-Петербург отправлялся после часа ночи. В это время столичный транспорт ещё ходит, как часы, но человеческая волна уже спала, отхлынув на окраины. Свет и звуки приглушены. Вокзал и перроны напоминают аквариум: в ожидании посадки чёрно-серые пассажиры молча, как скалярии у кормушек, толпятся у своих вагонов. Вместо пузырьков они пускают пар или сигаретный дымок.
В вагон все вливаются, прихватив с собой все тоже молчание: приветствия попутчиков тонут в ватном сумраке вагона.
За окошком ночь, в вагоне тепло, но не могу заснуть: почти полная луна, наверное, в сговоре с жизнерадостными подружками-болтушками, подсевшими на боковые места в Твери, - в моём полусне они перемигиваются, шепчутся, играют в слова. Не унываю: пусть все идёт как идёт.
И наступило утро. Мы в Питере. Здравствуй,
Город-царь, обещание,
Символ и росчерк пера!
Первой нашей остановкой стал дом-музей Владимира Набокова на Большой Морской. Дом знаменитый, но мрачный в это время суток, поэтому делаю фото дома напротив…

Пожалев нас озябших впускает охранник. Не спешим снимать пальто: в доме прохладно.
Для экспозиции открыт сегодня только первый этаж. Полы прикрывает дочерна стёртый паркет, но сохранились дубовые детали интерьера, печатная машинка, рояль и старые шахматы, пришпиленные в музейных витринах книги, стихи, насекомые. С приходом молоденькой смотрительницы музей обретает голос: крутится старое кино, комнаты наполняются швейцарскими видами, голосами мэтра и его семьи, воображаемыми взмахами крыльев бабочек...

Вечером нас ждал Михайловский театр. Давали «Билли Бадд» Бриттена. Время - 19 век, сцена - корабельная палуба, на ней - только англопоющие мужчины. Оркестр занимает не только старинную деревянную оркестровую яму, он выплеснулся в ложи по бокам, оснащенные экранами, транслирующими все движения дирижёра.

Впервые убедилась, что в опере можно играть. Зал плакал и рукоплескал ВСЕМ патриотичным жертвам своей эпохи - и честному капитану, и простаку-герою - матросу, и гнусному полицаю...
Свет был выставлен бесподобно. Жаль, во время действия съёмка запрещена.
На следующий день мы решили посетить питерский Музей Сновидений. (Надо быть в теме, в столице в феврале ждем с нетерпением открытия дизайн-мистерии Музея Бессонницы!)
Где вы, тишина, покой, вечная загадка жизни и смерти, погружение в мир психоанализа и сна?
Фото-экспонаты этого бедного родственника лондонского и венского музеев разместились в двух комнатах и знакомят нас с жизнью, мыслями, ассоциациями и коллекцией Зигмунда Фрейда. Потоптались. Медитативную музыку заглушили голоса посетителей, фото не получились. Волшебство исчезло, не начавшись.
Зато в коридоре института, где расположился музей, нас ждал приятный сюрприз: машинописные листочки со стен вещали, что они - выставка \"Архипригов\". Никто не шумел, не мешал читать, и сразу вспомнились строки Дмитрия Александровича Пригова:"...И уселись у окошка У прозрачного стекла Словно две мужские кошки Чтобы жизнь внизу текла", и было это хорошо, и идея Музея Сновидений снова заиграла всеми своими гранями.
В галерее современного искусства Эрарта на Васильевском острове меня приятно удивил творческий подход: все делятся всем - картины, мультфильмы, стихи Бродского, эссе, история, совместное творчество, "соты".
В одном из залов мы с подругой стали свидетелями свадебной фотосессии; я тоже, рахрабрившись, запечатлелась с милой девушкой-ангелом.
Раз уж мы на Васильевском острове, после посещения галереи мы захотели увидеть местную достопримечательность - таинственную Башню Грифонов. К башне мы не попали: она расположилась не только в самом центре аптекарского квартала, но оказалась на территории НИИ.
Поэтому пришлось довольствоваться мистикой старинной аптеки доктора Пеля с живыми пиявками, дубовыми дверьми, панелями, конторками и трёхметровыми шкафами.
Так закончился день второй.
В день отъезда я не могла не навестить Исаакиевский Собор - в последний раз я была там ещё во времена маятника Фуко...
Вечный белый голубь, парящий на стометровой высоте, гений Монферрана и совершенно земные девочки (жрицы?) в мини юбках и легкомысленных гетрах сегодня оживляют всю эту массу камня и металла, музейных макетов и стендов, действующих церковных пределов, держат её "на плаву" в нашем сознании и в реальном мире топких берегов Невы.
Перед отъездом заглянули в дом, где некогда жил Григорий Распутин, проведать, как говорят, построенную в 19 веке масонами, Ротонду. Конечно, паломничества неформалов трех последних десятилетий не прошли бесследно для чудной винтовой лестницы с куполом с великолепной акустикой: перила поломаны, стены исписаны... Но нас благожелательно встретила и проводила по гулким ступеням ласковая кошечка, будущая мать. Запомнился её прощальный взгляд. Это смотрел мне в глаза, вневременной Петербург, как будто говоря: « До свидания!» И даже обычно скромная Планерная улица в подтверждение этого зажгла и подарила небывалой красоты закат.