А ты мне снова скажешь что-то личное

И обвинишь меня в своих мученьях.

А я, жуя варенье ежевичное,

Пожму плечами, не придав значенья.

Я столько лет была верна трагедии.

Играла так – суфлеры заикались

Меня боясь, моим героем бредили,

Его любили, надо мной смеялись.

Я умирала для потехи публики

И воскресала под аплодисменты.

И всем казалось, жизнь моя, как кубики,

В ней лишь полета яркие моменты.

Но как-то раз под громкие овации

В одной скандальной, страшной оперетте,

Упав на сцену, не смогла подняться я.

А добрый зритель даже не заметил.

И мне твое до одури сакральное,

Как светский треп провинциальной труппы.

Ах, что вы, что вы! Я?  Да аморальная?

Не аморален только Бог и трупы.

И все, пожалуй. Хватит мне истерики.

Налево дверь, свет выключи в прихожей.

Я не постигла высшей эзотерики

И на святую ликом не похожа.

Да и вообще чужда понятью этики,

Она на полке сотни лет пылится.

Я не боюсь кладбищенской эстетики,

Всегда на шаг опережаю Жницу.

И прихожу я без предупреждения,

В разгар войны, когда горит эпоха.

Я умерла до твоего рождения.

Но я вернусь с твоим предсмертным вздохом.

20.06.14