В колонках играет - Темнозорь - Герои РОА

Поэма одной моей знакомой, Фрау Улли))
Обалденная вещь. Кто осилит и прочтет до конца, тот получит от меня канфетку)

ДОМОЙ.


Два Солнца у меня —
На этом и прошлом свете
…
Там все живы, кто любил меня,
Где восход — как праздник
бесконечной жизни,
Там нет счёта рекам и морям,
Но по ним нельзя доплыть домой…
(АРИЯ)


ЧАСТЬ I.

В наше время нельзя иначе.
Не поймаешь за хвост удачу.
Я решаю свою задачу,
Днём и ночью веду расчёт.
Показалось — совсем немного,
Но сугроб намело к порогу,
И домой замело дорогу.
У дверей двухтысячный год.

Кто же нам отписал так мало?
Я-то знаю: с того Вокзала
Все составы идут в Вальгаллу,
Развесёлые поезда.
Показался в толпе знакомый —
Улыбнусь ему, как родному,
Но забыть не могу: из дому
Я уехала навсегда.

Да, меня попросили сдаться…
Может статься, и рассчитаться
Мне в положенный срок удастся —
Но пока что ложусь на дно.
Не своя теперь, не чужая,
Двери накрепко запираю,
И не глядя в глаза, я знаю:
Всем вокруг — давно — всё равно.

И такая вокруг морока —
Разбирай, когда выйдут сроки,
Все усобицы, ссоры, склоки,
Всё отложенное на потом.
Да не лучше ль — единым взмахом?!.
Всё пошло недобром и прахом,
Все проходы забиты страхом,
Никому — ничего — никто.

Никому ничего не надо.
Все посевы побиты градом.
На душе запеклась досада,
Кровь, как реку, стянуло льдом.
Кто бы за руку взял да вывел?
Кто бы нечисть с двора повымел?
Да неужто народ мой вымер?
Да неужто разрушен Дом?!





Нет подсказок на небе белом,
Только что-то мне повелело,
И надёжно, весело, смело
Обнял мир меня, как родной.
Лукоморский ли дуб качнулся,
Мудрый Хугин крылом коснулся,
Серый волк во сне встрепенулся —
Застучало в висках: ДОМОЙ!

…В поле шалый гуляет ветер,
А над полем прожектор светит,
Не шелохнешься — он заметит
Методичным косым лучом.
Но по белому чистому снегу
Протянула я нить побега
От казённых хором —
В Дом.

Нет, не вырваться мне из клетки!
По лицу охлестнуло веткой,
Лес за локти хватает цепко,
Под собою не чую ног.
На опушке стою, как влитая:
С лунным светом играет стая,
Но умчалась, следы заметая:
Затрубил охотничий рог.

Нет! Не рог, а сигнал машины —
Нет! Будильник гимном рутины
Пропоёт в мажоре подъём.
…Так проснёшься порой до рассвета,
И — тревога: а как же дети?
Их не вскормят ни те, ни эти! —
И поймёшь: ни в одном билете
Не указана станция Дом.


—————


И один нынче в поле — воин.
Я-то справлюсь, уж будь покоен,
Лишь махну рукой: поезжай!
Не волнуйся, солдат удачи!
Много лет я уже не плачу,
А тому, что внутри я прячу,
Не позволю плеснуть через край.

Пустота на линялых лицах…
Вот бы выяснить, что им снится —
Не умеющим веселиться,
Не умеющим отличать
Тьму от Света и ложь от правды…
Нет им счёта и нет управы,
Им не надо ни дня, ни славы —
Им и так недосуг скучать:




Здесь у них другая забота:
В банк, в ломбард, на базар, на работу,
Чтоб весёлой была суббота —
Поплясать с золотым тельцом.
Где живут — в коммуналке, в коттедже, —
Судьбы разные, мысли те же.
Я в толпе всё реже и реже
Узнаю родное лицо.

Где вы нынче, мои соседи?
Не собрали в дорогу снеди,
В кошельках не хватило меди
Оплатить плацкартный билет.
Собрались и пошли — по этапу,
К люту ворогу-зверю в лапы,
Позабыв и про тьму, и про свет.

В декабре появились лужи.
Нынче каждый второй простужен,
Но назавтра метель закружит,
Будет вымыт и отутюжен
Этот Город, что вдруг занедужил
В сто каком-то своём кругу.
В ожиданье январской стужи
Мне как прежде твой голос нужен.
Волчий нрав мой обезоружен,
Рысьей лапой сбит на бегу.

Может статься, свою свободу
Я растрачу тебе в угоду —
Что накоплено было за годы,
Раздарю ни за что ни про что.
Все мы, милый, родом из Рейха,
Но какую поставим веху
И когда доберёмся до верха —
Я боюсь, не знает никто.

1-я интермедия.

Вот в висках застучало снова:
Мне бы в Нюрнберг сорок шестого,
Чтоб моё тяжёлое слово
Перевесило чашу весов.
На дворе — девяносто девятый.
Не вернуть города и даты,
И в Вальгаллу ушли солдаты,
И обратных нет поездов.

Сколько шло вас в факельном свете —
Безмятежно-счастливых, как дети,
Белокурых и озорных! —
Мимо старого доброго дома,
Где всё мило, тепло, знакомо…
Ты, я знаю, был среди них.

Чаша левая перетянет,
И Эпоха в забвенье канет…
Я об этом не знала заране
В лучезарных тридцатых годах.
Вправо чаши уже не качнутся.
Мне домой никогда не вернуться.
Или в Нюрнберге разминуться
Нам случилось с тобой тогда?..
ЧАСТЬ II.

В нищете этот год встречая,
Ждали чуда, ещё не зная:
Чудеса наяву бывают, —
Развесёлый встречали год —
Тридцать третий, а проще — первый.
Трепетали в восторге нервы,
И, прекраснее римской Минервы,
Улыбалась с балкона Ева,
И от счастья плакал народ.

Тем, кто в марте уехал в Дахау,
Я рукой из окна махала,
И смеялась, и знать не знала,
Где придётся мне встретить их.
Но той первой, шальной весною —
Что творилось тогда со мною!
(Что потом дорогой ценою
Оплатить пришлось нам с тобою) —
Все мечтанья мои, не скрою,
Были, милый, allein an dich.

Ах, какою мы жили жизнью!
С нами — Фюрер, Народ, Отчизна,
Gott mit uns! — это каждый знал.
Ветер Северный был нам братом…
Что нам снилось тогда, крылатым,
Не почуявшим час утраты
И измены кривой оскал?

Помнишь, как на Принц-Альбрехтштрассе
Изучали теорию расы?
Там и ты ведь когда-то был!
И не раз, и не два в Берлине
Мы гуляли по Унтер-ден-Линден…
Неужели ты всё забыл?!

Двери настежь на все четыре…
Помнишь — ты в своём чёрном мундире,
С чёрной свастикой на рукаве,
Я — в коричневом форменном платье, —
Летним вечером, на закате,
Там, где Рейн свои волны катит,
По-над берегом шли по траве?

Всё, что было родным и близким,
Засекречено в чёрных списках.
Даже вспомнить нельзя без риска
Под свинцовую встать метель,
Даже шёпот покажется криком
В пустоте немой и безликой…
Но тогда были лунные блики
На реке святой и великой…
…Вспоминаю я: был ты — викинг,
И твой фюрер — Леон Дегрелль.

Нынче это не так уж важно:
Был сурово наказан каждый
За безмерную жизни жажду —
Будь он викинг, гот или росс.
Было сказано: Jedem das Seine
(Нам с тобою — Франкфурт-на-Майне
Или Нюрнберг…) В ночи и тумане
Мы не знали, что вскоре канем
В море чистой крови и слёз.

А пока ещё тридцать пятый
(Не упомнить точную дату) —
Так же весело шли солдаты,
Так же было легко на душе.
Нам не снились ни тюрьмы, ни войны,
Ни утраты… И спали спокойно
Даже ночью длинных ножей.

Может, это — начало распада.
Может, вправду, так было надо.
Но стучится в висках досада:
Для чего он наверх взошёл —
Генрих Гиммлер, серая мышка,
Неудачник, старик, мальчишка, —
Что искал он и что нашёл?

Впрочем, кто в коридорах власти
Застрахован от той напасти,
Что не чужда любому из нас?
Кто угодно — батрак, рабочий —
По ступенькам подняться хочет
Хоть немного повыше… А впрочем —
Нам не вспомнить, зачем той ночью
По Берлину смерть пронеслась.

Но прошло, будто не бывало,
Ни кровавого карнавала,
Ни внезапного злого шквала,
Только звёздное покрывало
Успокоило вещим сном.
Через месяц опять были рады:
Снова — митинги, сборы, парады
И правительственные награды,
Песни, танцы, мундиры, наряды
И языческие обряды
Наполняли весёлый Дом.

Беспокойство усталого мира
Растекалось от Вислы до Тибра,
Но в Берлин к Олимпийским Играм
Гости прибыли точно в срок.
Но покуда на стадионах
Мир приветствовал чемпионов —
Мы писали свои законы,
И на фабриках оборонных
Наша мощь росла неуклонно —
Ведь в Компьенском лесу, в вагоне
Нам подали хороший урок.

Где сегодня потомки пилотов
Отлетавшихся самолётов?
Эрих, Герхарт, Гюнтер и Отто,
Кто вам нынче подарит цветы?
Где ты, Ханна, вольная птица?
Где пришлось навсегда приземлиться,
Где сегодня воскресла ты?



Этот век, словно день, короткий.
Где ты, Ева, с улыбкой кроткой?
И тебе фронтовые сводки
Отзывались в душе тоской.
Ты, родная сестра валькирий!..
Что ты делала в этом мире,
Поперёк прошитом бедой?

Разметала война по Европе
Лагеря, землянки, окопы,
И указано было Судьбой —
Подниматься снова и снова,
И звучало одно только слово
Для рейхсмаршала и рядового,
Это слово было —
ДОМОЙ! —
В БОЙ!

И мелькали родные лица —
Готы, россы, иваны, фрицы,
Белокурые парни, арийцы —
С той, с другой стороны — всё равно.
Без осечек друг в друга стреляли —
Но в далёкой счастливой Вальгалле
Не врагами, а братьями стали —
Как от века было дано.

Кто остался навек на чужбине…
А в сожжённом дотла Берлине
Мы увидели то, что поныне
Мне приходит в кошмарных снах —
Во второй раз горит Рейхстаг!
Это видели все и каждый,
Кто стоял до конца на страже…
Нет, не верю!.. Да как же, как же,
Как же так?!!

Закружило нас, завертело,
Закачало… Не в этом дело.
Разве кто-то бы смог понять,
Кем назначено было всё это,
Кто не дал разгореться рассвету,
Кто продал по дешёвке билеты
До Вальгаллы… да если б знать!

Только Фюрер один заранее
Видел всю обречённость Германии,
И пытался спасти, и не смог.
Не суметь даже Сверхчеловеку
Стать опорой стального века,
Если веком правит злой рок.

Что теперь вспоминать стараться?
Вместо тысячи вышло — двенадцать.
К мировому господству прорваться
Никому из нас не пришлось.
Каждый сам себе выбрал участь,
Зная — путь осилит идущий…
Потому-то на всякий случай
Мы — за проволокой колючей,
А потомков другому учат:
Все пути вкривь и вкось —
Врозь.
Полно о справедливости грезить!
Двадцать пять было Ирме Грезе,
Красота её не спасла.
По душе им был план Моргентау —
Что творили они в Дахау! —
Знать, Судьба долгожданного хама
Нам в подарок преподнесла.

Где твоя боевая слава:
На Восток — не дальше Варшавы
(И не думай, что там сейчас).
Я ещё в сорок первом знала:
Мне твои эшелоны с вокзалов
Провожать придётся не раз —
В добрый час!

Я-то знала, что нам с тобою
Обернётся готовность к бою
Непременной бессрочной болью,
Крови каплями на висках.
Пусть хоть этот путь будет весел!
Пусть споют над нами Horst Wessel!
На могилку нам — эдельвейсы…
Но судьба белокурых бестий —
Над водой, на семи ветрах —
В прах.

…Был какой-то еврейский праздник…
Спорим — в утро стрелецкой казни
Меньше праведной крови лилось.
Нас с тобой наказали иначе:
Не попали тогда под раздачу —
Вместо этого нам пришлось

Пережить и Нюрнберг, и Франкфурт,
Залечить сердечную ранку,
Заучить: всё, что было — прошло,
Всё отпущено, всё отпето —
Чтоб очнуться когда-то где-то
И узнать: нет назад билетов
И домой пути замело.

2-я интермедия.

То не леший шальной колобродит,
Не метель за окном хороводит —
Это стужа порядки наводит,
И железною поступью входит
Металлический Белый Дракон.
За туманом тускнеют звёзды,
Новый год ударил морозом,
Просыпайся, пока не поздно,
Чтоб услышать, как спросят грозно:
По кому серебряный звон?

Это всё для тебя не ново,
Это призрак сорокового
За морозным стоит окном.
Сотни вёрст от зимы до лета.
Обойди ты хоть всю планету —
Нынче места и времени нету
Тех, где был или будет Дом.

Это только предмет для спора.
Как узнать, что в конце коридора?
Коридор не имеет конца.
Тот, кто эти писал законы,
Счёл, что вместо Имперской Короны
Нам тернового хватит венца.

ЧАСТЬ III.

Оставляют разлуки и встречи
Ранки — те, что и время не лечит.
Вспомни, вспомни, как слово «вечность»
Ты сложил из кусочков льда!
Всё сегодня не так, как прежде,
Но твоей Королевой Снежной,
Белокурой, шальной и нежной,
Я останусь теперь навсегда.

Настоящее — это так мало,
Это миг без конца и начала.
Разве я тебе не обещала
Дожидаться, а значит — жить,
Не таясь в череде мгновений,
Не ныряя в омут забвенья,
И без ропота и упрощенья
Ту, назначенную, решить?

Слышу — кто-то в зеркальной раме
Говорит моими словами:
«Я теперь взрослей и упрямей,
Чем была ты ещё вчера.
Одержима всё той же страстью,
Я тебе не отдам своё счастье —
Ради нашей заветной власти —
Над водой, на семи ветрах —
В прах.

Может, зря я так чисто верю
До сих пор белокурому зверю,
Что прошёл сквозь казённые двери
И неведомо как уцелел,
Но давно уже, между прочим,
Год мой выверен, день мой точен,
В пять часов, на исходе ночи,
Поведут меня на расстрел».

Как же в этом тебе признаться,
Что за прошлые те двенадцать,
Может статься, мне рассчитаться
Доведётся жизнью своей?
Эту тему лучше не трогать.
Не суди меня слишком строго.
Кто там прячется у порога
В тишине январских ночей?

Поздравляли меня студенты:
«С Новым Годом и Президентом» —
То ли радость, а то ли грусть.
Всё на свете не зря, не случайно,
Но пока не раскрыты тайны,
Я счета закрыть не берусь.


Всё, что было на самом деле,
Мы с тобой давно углядели;
Мы у прошлого на прицеле,
Мы у будущего под судом.
День вчерашний нам лёг на плечи,
А грядущее карты мечет,
В настоящем мы не живём.

Ничего, что мы стали старше —
Отзвуки позапрошлых маршей
Нам, как прежде, играют подъём.
Сквозь войну, лагеря и годы
Протянулись дороги свободы —
От казённых хором —
В Дом.

Обернётся жестокой былью
Сказка, ставшая горсткой пыли,
Но пройду я — и стану сильной —
По дороге домой, в Россию,
Через много жизней и лет.
А за то, что случилось прежде,
Я оставлю тебе надежду,
Что друг друга мы здесь удержим
И ещё раз увидим рассвет.

Не смотри на меня с укором.
Мы пройдём до конца коридором —
Небывало холодной зимой.
Чтоб не плакать о невозвратном,
Наше время бежит обратно,
Перепутав координаты —
Место-время, страну и дату, —
И, когда подойдёт расплата,
Я, конечно, вернусь домой.

декабрь 1999 — январь 2000