Мне никогда не хотелось быть злой, жестокой, грубой, вульгарной, равнодушной, эгоистичной, самоуверенной, развязной, циничной, не хотелось быть умнее, чем я есть на самом деле, никогда не хотелось быть сильной, не хотелось быть плохой.
И не хочется быть комиком.

Никогда не хотелось быть чувствительной, неуверенной, обидчивой, плаксивой, закомплексованой, мямлей, зажатой, неловкой, тяжелой на подъем, не хотелось быть глупее, чем я есть на самом деле, никогда не хотелось быть слабой, не хотелось быть хорошей.
И не хочется быть трагиком.

Но меня просто убивает эта разница потенциалов. Меня плющит, тянет в противоположные стороны, никакого баланса, никакого принципа сообщающихся сосудов, я скоро просто или сдохну, как буриданов осел ("Poor Оzlig!"), или шизофрения разорвет меня на две вяложующие половинки ("Жаль, славный был тянитолкай!")

Меня смущает комплимент (?) "Ты со всеми говоришь на их языке". Я такая, такая - ха-ха!, вот такая и вот этакая, а еще вот так могу, и так могу и - оп-па! - вот так. Вербальные сальто-мортале! Цирк зажигает огни! А где Я? Я ведь и в одиночестве - не в одиночестве, беседуя сама с собой, беседую с вымышленной мной. С целой толпой вымышленных Я.

Система Станиславского сыграла плохую шутку. Наверное, я настолько поверила в предлагаемы обстоятельства, и поступала всегда в соответствии с тем, как требовали эти обстоятельства, что даже сидя в своем закутке после спектакля и смывая грим, я обнаруживаю лишь очередной слой маскирующей краски.

И, громко декларируя "Мне никто не нужен!", извиняться шепотом "Прости прости прости, что я не такая и не та"

А я просто хотела... хотела... хотела, чтобы честно и искренно, чтобы избавили меня от глупых страхов и не боялись бы моих демонов, чтобы согрели, чтобы вернули мне меня и дарили мне себя.

Где ж та паперть, где любовью подают?