VII

Приехав с утренним поездом в Москву, Левин остановился у своего стар-
шего брата по матери Кознышева и, переодевшись, вошел к нему в кабинет,
намереваясь тотчас же рассказать ему, для чего он приехал, и просить его
совета: но брат был не один. У него сидел известный профессор философии,
приехавший из Харькова, собственно, затем, чтобы разъяснить недоразуме-
ние, возникшее между ними по весьма важному философскому вопросу. Про-
фессор вел жаркую полемику против материалистов, а Сергей Кознышев с ин-
тересом следил за этою полемикой и, прочтя последнюю статью профессора,
написал ему в письме свои возражения; он упрекал профессора за слишком
большие уступки материалистам. И профессор тотчас же приехал, чтобы
столковаться. Речь шла о модном вопросе: есть ли граница между психичес-
кими и физиологическими явлениями в деятельности человека и где она?
Сергей Иванович встретил брата своею обычною для всех ласково-холодною
улыбкой и, познакомив его с профессором, продолжал разговор.
Маленький желтый человечек в очках, с узким лбом, на мгновение отвлек-
ся от разговора, чтобы поздороваться, и продолжал речь, не обращая вни-
мания на Левина. Левин сел в ожидании, когда уедет профессор, но скоро
заинтересовался предметом разговора.
Левин встречал в журналах статьи, о которых шла речь, и читал их, ин-
тересуясь ими, как развитием знакомых ему, как естественнику по универ-
ситету, основ естествознания, но никогда не сближал этих научных выводов
о происхождении человека как животного, о рефлексах, о биологии и социо-
логии с теми вопросами о значении жизни и смерти для себя самого, кото-
рые в последнее время чаще и чаще приходили ему на ум.
Слушая разговор брата с профессором, он замечал, что они связывали на-
учные вопросы с задушевными, несколько раз почти подходили к этим вопро-
сам, но каждый раз, как только они подходили близко к самому, главному,
как ему казалось, они тотчас же поспешно отдалялись и опять углублялись
в область тонких подразделений, оговорок, цитат, намеков, ссылок на ав-
торитеты, и он с трудом понимал, о чем речь.
- Я не могу допустить, - сказал Сергей Иванович с обычною ему ясностью
и отчетливостью выражения и изяществом дикции, - я не могу ни в каком
случае согласиться с Кейсом, чтобы все мое представление о внешнем мире
вытекало из впечатлений. Самое основное понятие бытия получено мною не
чрез ощущение, ибо нет и специального органа для передачи этого понятия.
- Да, но они, Вурст, и Кнауст, и Припасов, ответят вам, что ваше соз-
нание бытия вытекает из совокупности всех ощущений, что это сознание бы-
тия есть результат ощущений. Вурст даже прямо говорит, что, коль скоро
нет ощущения, нет и понятия бытия.
- Я скажу наоборот, - начал Сергей Иванович...
Но тут Левину опять показалось, что они, подойдя к самому главному,
опять отходят, и он решился предложить профессору вопрос.
- Стало быть, если чувства мои уничтожены, если тело мое умрет, су-
ществования никакого уж не может быть? - спросил он.
Профессор с досадой и как будто умственною болью от перерыва оглянулся
на странного вопрошателя, похожего более на бурлака, чем на философа, и
перенес глаза на Сергея Ивановича, как бы спрашивая: что ж тут говорить?
Но Сергей Иванович, который далеко не с тем усилием и односторонностью
говорил, как профессор, и у которого в голове оставался простор для то-
го, чтоб и отвечать профессору и вместе понимать ту простую и естествен-
ную точку зрения, с которой был сделан вопрос, улыбнулся и сказал:
- Этот вопрос мы не имеем еще права решать...
- Не имеем данных, - подтвердил профессор и продолжал свои доводы. -
Нет, - говорил он, - я указываю на то, что если, как прямо говорит При-
пасов, ощущение и имеет своим основанием впечатление, то мы должны стро-
го различать эти два понятия.
Левин не слушал больше и ждал, когда уедет профессор.

VIII

Когда профессор уехал, Сергей Иванович обратился к брату:
- Очень рад, что ты приехал. Надолго? Что хозяйство?
Левин знал, что хозяйство мало интересует старшего брата и что он,
только делая ему уступку, спросил его об этом, и потому ответил только о
продаже пшеницы и деньгах.
Левин хотел сказать брату о своем намерении жениться и спросить его
совета, он даже твердо решился на это; но когда он увидел брата, послу-
шал его разговора с профессором, когда услыхал потом этот невольный пок-
ровительственный тон, с которым брат расспрашивал его о хозяйственных
делах (материнское имение их было неделенное, и Левин заведовал обеими
частями), Левин почувствовал, что не может почему-то начать говорить с
братом о своем решении жениться. Он чувствовал что брат его не так, как
ему бы хотелось, посмотрит на это.
- Ну, что у вас земство, как? - спросил Сергей Иванович, который очень
интересовался земством и приписывал ему большое значение.
- А, право, не знаю...
- Как? Ведь ты член управы?
- Нет, уж не член; я вышел, - отвечал Константин Левин, - и не езжу
больше на собрания.
- Жалко! - промолвил Сергей Иванович, нахмурившись.
Левин в оправдание стал рассказывать, что делалось на собраниях в его
уезде.
- Вот это всегда так! - перебил его Сергей Иванович. - Мы, русские,
всегда так. Может быть, это и хорошая наша черта - способность видеть
свои недостатки, но мы пересаливаем, мы утешаемся иронией, которая у нас
всегда готова на языке. Я скажу тебе только, что дай эти же права, как
наши земские учреждения, другому европейскому народу, - немцы и англича-
не выработали бы из них свободу, а мы вот только смеемся.
- Но что же делать? - виновато сказал Левин. - Это был мой последний
опыт. И я от всей души пытался. Не могу. Неспособен.
- Не неспособен, - сказал Сергей Иванович, - ты не так смотришь на де-
ло.
- Может быть, - уныло отвечал Левин..
- А ты знаешь, брат Николай опять тут..
Брат Николай был родной и старший брат Константина Левина и одноутроб-
ный брат Сергея Ивановича, погибший человек, промотавший бо'льшую долю
своего состояния, вращавшийся в самом странном и дурном обществе и пос-
сорившийся с братьями.
- Что ты говоришь? - с ужасом вскрикнул Левин.
- Почем ты знаешь?
- Прокофий видел его на улице.
- Здесь, в Москве? Где он? Ты знаешь? - Левин встал со стула, как бы
собираясь тотчас же идти.
- Я жалею, что сказал тебе это, - сказал Сергей Иваныч, покачивая го-
ловой на волнение меньшого брата. - Я посылал узнать, где он живет, и
послал ему вексель его Трубину, по которому я заплатил. Вот что он мне
ответил.
И Сергей Иванович подал брату записку из-под пресс-папье.
Левин прочел написанное странным, родным ему почерком: "Прошу покорно
оставить меня в покое. Это одно, чего я требую от своих любезных брат-
цев. Николай Левин".
Левин прочел это и, не поднимая головы, с запиской в руках стоял пред
Сергеем Ивановичем.
В душе его боролись желание забыть теперь о несчастном брате и созна-
ние того, что это будет дурно.
- Он, очевидно, хочет оскорбить меня, - продолжал Сергей Иванович, -
но оскорбить меня он не может, и я всей душой желал бы помочь ему, но
знаю, что этого нельзя сделать.
- Да, да, - повторял Левин. - Я понимаю и ценю твое отношение к нему;
но я поеду к нему.
- Если тебе хочется, съезди, но я не советую, - сказал Сергей Ивано-
вич. - То есть в отношении ко мне, я этого не боюсь, он тебя не поссорит
со мной; но для тебя, я советую тебе лучше не ездить. Помочь нельзя.
Впрочем, делай, как хочешь.
- Может быть, и нельзя помочь, но я чувствую, особенно в эту минуту -
ну да это другое - я чувствую, что я не могу быть спокоен.
- Ну, этого я не понимаю, - сказал Сергей Иванович. - Одно я понимаю,
- прибавил он, - это урок смирения. Я иначе и снисходительнее стал смот-
реть на то, что называется подлостью, после того как брат Николай стал
тем, что он есть... Ты знаешь, что он сделал...
- Ах, это ужасно, ужасно! - повторял Левин.
Получив от лакея Сергея Ивановича адрес брата, Левин тотчас же собрал-
ся ехать к нему, но, обдумав, решил отложить свою поездку до вечера.
Прежде всего, для того чтобы иметь душевное спокойствие, надо было ре-
шить то дело, для которого он приехал в Москву. От брата Левин поехал в
присутствие Облонского и, узнав о Щербацких, поехал туда, где ему сказа-
ли, что он может застать Кити.