Я молодой мужчина. С несколькими единомышленниками мы проникаем в небольшой домик на окраине с какой-то преступной целью. Мы жестоки, не имеем понятия о каких-либо социальных и моральных правилах, устоях, принципах. Мы разделились. Я иду налево по коридору к двери, ведущей в маленькое помещение - что-то среднее между кладовой и ванной комнатой. Я должен убить каждого, кто попадётся мне на глаза. Для этого в руке я сжимаю длинную тонкую спицу. Дверь очень тихо скрипнула, отворившись на несколько миллиметров - за ней кто-то прячется.
Я подхожу, открываю её, резко поворачиваюсь налево - тут женщина. Красивая и голая. У неё в руках такая же спица. В принципе, она уже могла бы убить меня первой, но я знаю, что она не хочет это делать, хотя и поднимает для вида своё "оружие". Я направляю свою спицу к её горлу и мы договариваемся о чём-то. Вроде бы она и сама хочет умереть, она просит убить её, а я прошу чтобы потом она убила меня.
Ну вот, я должен только воткнуть спицу ей в шею. Глядя ей в глаза это трудно сделать. На мгновенье она опускает взгляд - кажется ей неудобно стоять или она споткнулась - и я использую этот момент и спица входит в её шею под подбородком, направленная вверх. Она падает и я опускаюсь вместе с ней на пол.
Внезапно в комнату входит мужик. Неотесанный деревенщина. Как он сюда попал? Он не мог пройти мимо моих...
Он заходит, садится напротив меня и начинает ржать.
Я не понимаю что происходит - я первый раз убил человека. Я ничего не чувствую, кроме удивления, видя реакцию случайного свидетеля.
- А она ведь ведьма, - говорит он мне, не переставая чему-то радоваться.
Внезапно меня сковывает страх. Я резко поворачиваюсь в сторону женщины - глаза, минуту назад открытые, застывшие навеки, почему-то закрыты и цвет кожи как будто порозовел. Я всаживаю спицу в её грудь ещё два или три раза, резко разворачиваюсь и точно такими же двумя или тремя ударами убиваю мужика. Женщина внезапно открывает глаза. Она быстро поднимается, я понимаю, что ей нужен я.
Я выбегаю из комнатушки, бегу по коридору, уже зная, что их моих никто не выжил.