Занимаясь различной деятельностью, я заметил, как мой стол пополняется незаметно сущим хламом, и на нем возникнул непристойный, но на редкость творческий кавардак. Меня окутывает такое ощущение, что все вещи, оказавшиеся однажды на столе, больше не требуют прикосновения и применения в каких-либо делах. К примеру, два желтых стакана. Ну, на какой черт мне пустые стаканы, причем два? Естественно, что когда эти емкости были заполнены жидкостью, они были еще пригодны к применению, но сейчас-то зачем? Две мобильные трубки. Ну, а это зачем? Одна из них принадлежит моему кровному брату, который уже второй час смотрит свой сладкий сон, а вторая - моя, счет которой уже давным-давно не пополнялся. Слева лежит монетка. Монетка мне абсолютно не требуется, ведь сейчас уже ночь и магазины все закрыты, даже те, где написано "24 часа". Исписанный лист бумаги, изгрызенная ручка, маленькая записка; множество всяких ниток, бесполезные шарики, грифель, стружка от проволоки, - словом, все то, что не заставит любого подошедшего к столу притронуться и воспользоваться всем этим. А на фоне всего этого беспорядка уныло светит ночная настольная лампа, излучающая белый да тусклый свет, который небрежно обрамляет все кругом, делая из всего этого немыслимую сцену заброшенного театра - театра использованных вещей.
Стакан, тот который поменьше, подкрадывается к стакану, который побольше, пытаясь его чем-нибудь отвлечь и рассказать незамысловатую острою шутку, придуманную на ходу. Сотовый телефон, который так смело расположился во весь рост на деревянном полу, изредка посапывая и шмыгая своим носом, крепко спит. А серенький, печальный телефон спать не может, ибо он страдает несправедливой бессонницей уже третий день к ряду. Ручка, лицедейка и грешница, катается по полу, издавая пронзительный и юродивый смех, который разноситься по всему пространству. Безыскусно, но зато так ровно и гладко расположился огромный лист белой бумаги, который изнеможенный за день, мирно греется на исходящем от лампы свете. Всевозможные и прочие вещички созидают такой гул и безалаберщину, что мне, по-видимому, пора это все дело прикрывать, очистив весь стол от всех этих бесполезностей. А лампа пусть светит. Мне она ещё пригодиться.
Исходное сообщение El_humor_esencial Занимаясь различной деятельностью, я заметил, как мой стол незаметно пополняется сущим хламом, и на нем возникнул непристойный, но на редкость творческий кавардак. Меня окутывает такое ощущение, что все вещи, оказавшиеся однажды на столе, больше не требуют прикосновения и применения в каких-либо делах. К примеру, два желтых стакана. Ну, на какой черт мне пустые стаканы, причем два? Естественно, что когда эти емкости были заполнены жидкостью, они были еще пригодны к применению, но сейчас-то зачем? Две мобильные трубки. Ну, а это зачем? Одна из них принадлежит моему кровному брату, который уже второй час смотрит свой сладкий сон, а вторая - моя, счет которой уже давным-давно не пополнялся. Слева лежит монетка. Монетка мне абсолютно не требуется, ведь сейчас уже ночь и магазины все закрыты, даже те, где написано "24 часа". Исписанный лист бумаги, изгрызенная ручка, маленькая записка; множество всяких ниток, бесполезные шарики, грифель, стружка от проволоки, - словом, все то, что не заставит любого подошедшего к столу притронуться и воспользоваться всем этим. А на фоне всего этого беспорядка уныло светит ночная настольная лампа, излучающая белый да тусклый свет, который небрежно обрамляет все кругом, делая из всего этого немыслимую сцену заброшенного театра - театра использованных вещей. Стакан, тот который поменьше, подкрадывается к стакану, который побольше, пытаясь его чем-нибудь отвлечь и рассказать незамысловатую острою шутку, придуманную на ходу. Сотовый телефон, который так смело расположился во весь рост на деревянном полу, изредка посапывая и шмыгая своим носом, крепко спит. А серенький, печальный телефон спать не может, ибо он страдает несправедливой бессонницей уже третий день кряду. Ручка, лицедейка и грешница, катается по полу, издавая пронзительный и юродивый смех, который разносится по всему пространству. Безыскусно, но зато так ровно и гладко расположился огромный лист белой бумаги, который изнемождённый за день, мирно греется исходящим от лампы светом. Всевозможные и прочие вещички созидают такой гул и безалаберщину, что мне, по-видимому, пора это все дело прикрывать, очистив весь стол от всех этих бесполезностей. А лампа пусть светит. Мне она ещё пригодится.