[140x254]
Восемь существ, сами не знающие, где они, но повстречавшиеся на одной «нити» интернет-чата, из подсказок — собственных имен, снов, деталей интерьера и одежды — догадываются, что кто-то поместил их в виртуальный лабиринт, где разыгрывается миф о Минотавре. Коротая время в заточении, пестрая компания обсуждает версии происходящего, разбредается по своим персональным лабиринтам, препирается, ссорится, кто-то даже влюбляется, все острят — и ждут встречи с Минотавром и явления Тесея, небезосновательно подозревая, что оба — уже здесь, среди них.

Весь роман, на первый взгляд абсолютно непредсказуемый, на самом деле построен на серии повторений. В глаза бросаются разного рода удвоения — двое карликов, топор с двумя лезвиями, два рога, двое каноников, двойная клюшка, два полушария мозга. Каждое удвоение, то есть простейшее разветвление, автоматически провоцирует путешествующего по лабиринту на выбор — так что неудивительно, что чаще всего существа обсуждают проблему выбора, выборов и вообще свободы воли. Диалектика, диалог, двоичный код, близнечный миф, Твин Пикс — по любой из этих тем в «Шлеме ужаса» можно написать отдельную работу; роман — не просто про мозг, он и сам — двигатель, вырабатывающий смыслы, и я не уверен, что его ресурс чем-либо ограничен.

Может показаться, что «Шлем ужаса», где все происходит в голове, — чистый роман идей, голая схема; на самом деле в нем не меньше пейзажей, лирических отступлений и красочных портретов, чем в психологическом романе XIX века, — просто весь этот материал здесь спрессован, заархивирован. Стоит, однако, дотронуться до любого слова или символа — и он начнет разворачиваться, лучиться, пожирая пространство. Звездочка, астериск, оказывается Астерием, «звездным», сыном Миноса и Пасифаи — Минотавром, хозяином лабиринта, человеком с головой быка — которая и есть шлем ужаса, представляющий собой лабиринт, схема которого выглядит как * — снежинка, крест с разветвляющимися линиями-отростками.

«Шлем ужаса» — часть интернационального проекта «Мифы» британского издательства Canongate, заказавшего нескольким современным писателям — Пелевину, Умберто Эко, Маргарет Этвуд — сочинить романные версии известных мифов. Пелевин выбрал миф о Минотавре якобы по совету девочки, дочери итальянских знакомых, приславшей ему записку; по правде сказать, эта история больше похожа на сюжет про Импровизатора из «Египетских ночей»; не зря, чай, знакомые — итальянские. Один миф завернут в другой, и конца этой матрешечной структуре не предвидится.

«Шлем ужаса», и выглядящий-то как пьеса («Organizm(-: В чем дело? Есть здесь кто-нибудь? Romeo-y-Cohiba Я есть.»), похож на сценарий реалити-шоу — группа незнакомых друг с другом подопытных пытается судить о внешнем мире по намекам невидимого режиссера. Другое дело, что этот «Голод» снимается в месте, напоминающем линчевский Черный Вигвам: карлики, великаны, зеркала, шторки, эзотерические символы, каждая реплика как будто свинцом налита. Ну или это как если бы в «шоу «Голод» участвовала группа платоновских обитателей Пещеры, разглядывающих тени на стене. Стена, впрочем, тоже мнимая. Киберпространство — мир соблазнов и обманок, морочащий сходствами: вот шекспировский Остров из «Бури», вот Фраксос из фаулзовского «Мага», подвал из его же «Коллекционера», «Остров накануне» Эко; словом, все острова, пещеры и замкнутые камеры, где некий Экспериментатор ставит психологические опыты. Размер и смысл этого сборного лабиринта зависят исключительно от культурной компетенции читателя: Пелевин прозрачно намекает на Платона, Шекспира, Фаулза, Линча, Джерома К.Джерома и Шамиссо.

Кажется, что смысловые разветвления в «Шлеме ужаса» — и количество кодов к нему — бесконечны, но здесь не зря так же часто, как раздвоения, возникают и различные предметы с загибом: выпукло-вогнутые ромбы, шляпы с загнутыми полями, знак доллара, якорь, рога быка, струи фонтана и так далее. Вот и крест в основе лабиринта окружен искривленными линиями, которые сначала расходятся и уводят в бесконечность, а затем загибаются и возвращаются, так сказать, на кресты своя. Именно по этой схеме герои рассказывают о своих персональных лабиринтах — по сути, они все время ходят по кругу; типично пелевинская, заметьте, диалектика — бесконечное разветвление оборачивается не бесконечным разнообразием, но тотальным однообразием.

«Шлем ужаса» — роман о свободе и свободе воли, которая на деле сводится к мнимой возможности выбора — мнимой, потому что всегда обусловленной внешними факторами. У мира-лабиринта всегда есть хозяин — которого существа называют «бог», «Минотавр», «администратор», «политтехнолог», «профессор Павлов», «маг», «program vendor», «Bull Gates», — владеющий технологией подмены свободы выбора фальшивой «интерактивностью». Мир, как наглядно продемонстрировано в «Шлеме ужаса», есть пространство обмана и предательства. Любовь, счастье, демократия, свобода воли, удовольствие от потребления — все здесь липа. Слова — предатели, символы — предатели, предметы — предатели, да и те, кто их воспринимает, — тоже предатели. «Шлем» — беседа тех, кто живет в голове, но даже и в этом диковинном пространстве Пелевин разыгрывает чуть ли не детективный сюжет об убийстве Минотавра. Отличие пелевинского криминального романа от классического герметичного детектива состоит в том, что Х, неизвестное, здесь не один — а все: ХХХХХХХХ. Непонятно ведь, кто на самом деле здесь Минотавр, кто Тесей, кто Ариадна. Это похоже на игру в «Мафию», где кто угодно может оказаться кем угодно. В финале, кстати, именно этим все и кончается.

Пелевинский лабиринт — и его магическая версия, шлем ужаса, — хоть и представляет собой бесконечное разветвление крестообразного центра, в конечном счете оказывается круговым. Кольцо — мир как замкнутая сама на себя система, мнимо вырабатывающая новизну/будущее, а по сути, гоняющая ничто, пустоту — идея фикс Пелевина. В сущности, он в каждом романе изобретает новую модификацию одного и того же вечного двигателя. Отсюда пелевинская одержимость уроборосами и пидорасами — бесконечно обменивающимися энергией и информацией парами. Таких диполей в «Шлеме ужаса» навалом.

В какой-то момент ловишь Пелевина вот на чем. Один из здешних восьми персонажей, Сартрик (пребывающий в особом алкогольно-экзистенциальном лабиринте, так что его все время тошнит), произносит коронный спич, «абсолютно пелевинский»: «…все вы какие-то тени, один я здесь живой. Вы просто кандалы на извилинах моего головного мозга. Все ваши «роллс-ройсы» и Лолиты, «феррари» и Берлускони, весь ваш недавно побритый гламур, ваше поле чудес, на котором вас каждый день имеют в ххх под денежным деревом, — ведь вы это сделали из моей головы! И при этом я у вас никто, а вы у меня все. А? В моей же голове!! Но я вас скину. Придет день, я вас скину, о, как скину! Я вам еще сыграю фантазию бля-минор для волыны с подъездом!» На самом деле, если приглядеться, Пелевиным покажется не только Сартрик, но каждый из восьми персонажей. Циничный политтехнолог Щелкунчик. Романтичный Ромео-и-Коиба. Аскетичная христианка Угли. Брутально-жовиальный Организм. Простодушная Изольда. Книжный Монстрадамус. Загадочная и своевольная Ариадна. Понимаете, в чьей голове все это происходит? «Шлем ужаса» — это ведь автопортрет Пелевина, просто исполненный в пикассовской манере, из деформированных осколков.

Про «шлем ужаса» надо отдельно сказать. Вообще-то, это термин: так называется гальдрастаф, древнеирландский рунический символ — разветвляющийся крест. «Согласно Северному мифу, — читаем в специальном источнике, — обладание этим «шлемом» приносит способность вселять парализующий ужас в сердца врагов и наделяет владельца другими магическими силами. В «Саге о Вельсунгах» говорится, что «шлем» является частью сокровищ нибелунгов. Герой Сигурд возвратил это сокровище богам и человечеству, убив чудовищного змея Фафнира». Нордическая тема, однако ж, подавлена в романе греческой — мифом о человеке с крупнорогатой головой, которая на самом деле, по Пелевину, — шлем ужаса.

Этот греко-буддистско-ирландский шлем удивительно удачно подходит к одному мотоциклу, безусловно, известному Пелевину. Шлем — модификация мотоцикла из романа американского писателя Пирсига «Дзен и искусство ухода за мотоциклом» (неслучайно, наверное, «рога изобилия» на голове у быка похожи на глушители мотоцикла); на том мотоцикле тоже демонстрировалось, как устроен мир. В философском романе Пирсига главная понятийная категория — Качество: полуинтуитивное-полурациональное ощущение хорошо выполненной работы, природного равновесия, добродетельного по сути; это качество — Качество как моральная ценность — есть в «Шлеме».

«Шлем ужаса» — роман о лабиринте, скроенный по схеме лабиринта и пленяющий своей пропорциональностью, симметричностью, абсолютной гармонией между составляющими его частями, — есть воплощенная красота, такая же, какая присутствует в нетварных геометрических фигурах — в кресте, астериске, снежинке. Пелевин не столько написал его, сколько вписал в божественную форму. Главная особенность «Шлема» состоит в том, что Пелевин не просто развел миф о лабиринте по разным понятиям, сыграв очередную свою фантазию бля-минор для волыны с подъездом — «смешную», «объясняющую все», «дико точную»: ему удалось создать безупречную вещь. «Шлем ужаса» — самая красивая вещь Пелевина, она действительно будто из сокровища нибелунгов. И поскольку в ней он достиг такого качества, которое пишется с большой буквы, Качества как моральной ценности, то — всегда стеснявшийся «гуровать» — теперь он имеет и моральное право объяснять и указывать.